Реки золота
Шрифт:
— Коньо, думаешь, это твоя частная клиника? — проворчала она младшему брату, с треском снимая латексные перчатки, которые бросила в висящий на стене контейнер с надписью «Биологическая опасность».
Сантьяго рассказал ей об их Ватерлоо у Медицинского центра кардинала Кука. Эсперанса зажмурилась, потрясла головой и шумно выдохнула открытым ртом.
— Этому парню следует поволноваться.
— Или стать здесь пациентом. Я могу это устроить.
Сантьяго невольно улыбнулся. Сестра всегда была его лучшим другом, и ее близость делала даже самое нелепое задержание чуть более сносным.
Однако
— Это тот самый новый человек? — негромко спросила она.
— Да. Только не говори, что находишь его привлекательным.
— Carajo, не считай меня дурой. Он похож на бродягу или одного из тех студентов, что поступают сюда с передозировкой.
За прошлый год количество передозировок утроилось. Принимавшие пако обычно находились при смерти — этот наркотик учащал сердцебиение до не переносимого организмом уровня (не говоря уж о вызываемом им психозе). Но скрининг выявлял у множества других большие дозы очень сильных, чистых снадобий, таких как кетамин, джи-эйч-би и экстази — наркотиков, которые принимают в компании, в ночных клубах. Это не укрылось от Эсперансы, она сообщила информацию брату, он доложил Маккьютчену, и тот поручил им любыми способами отыскивать точки. (Естественно, это вызвало у сыщиков в сыскном бюро жуткий смех. ОАБ? Полицейские-таксисты? Вести расследования? Слишком уж нелепо, не может быть.)
— Тогда почему спрашиваешь о нем?
Эсперанса понизила голос еще больше:
— У парня, которого вы привезли, сложный перелом лучевой кости. Это внутренняя кость предплечья. Обычно при таких переломах прорывает кожу локтевая, самая наружная кость. Ты меня слушаешь?
Сантьяго почувствовал приближение чего-то грозящего сделать этот скверный вечер еще более скверным.
— И что?
— Esc'uchame! [32] Знаешь, какая требуется сила, чтобы причинить такой перелом? И как точно нужно ее приложить? А потом наступает потеря крови.
32
Слушай! (исп.)
Сантьяго ощутил какое-то беспокойство. Он ощущал его и раньше, когда Мор сломал наркоману руку, но был слишком встревожен, чтобы задуматься.
— Да, у меня это тоже вызвало недоумение. Я ни разу не видел при переломе столько крови. Но что из того? Просто кость случайно вышла таким образом наружу, верно?
— Нет. Именно это я и стараюсь тебе втолковать. Сломанная кость случайно не разрывает лучевую артерию, если ее ломает кто-то другой. Повреждения подобного рода умышленны. Этот перелом был причинен с целью убить. Не говори, что кого-то в управлении полиции, даже в спецназе
Сантьяго слышал дрожь в голосе Эсперансы, видел в ее глазах испуг и понимал, что она права. За полгода он ни разу не дожидался встречи с Мором в обшарпанной «виктории», но теперь ему не хотелось этого еще больше. Он не сказал об этом сестре, способной сохранять хладнокровие с пациентом, но потерять самообладание, узнав, что ее младший брат ездит со снайпером-инструктором, который умеет ломать кости так, чтобы они превращались во внутренние пилы.
— Joder, [33] — прошептал он. — Кто, черт возьми, этот человек?
33
Испанское ругательство.
— Нам нужно заняться такси, — произнес Мор, не отводя взгляда от лежавшего на тележке человека.
Сантьяго поражался всякий раз, когда Мор говорил, поскольку это случалось редко.
— Такси?
— Мы пытались выяснить, каким образом снабжаются точки. За полгода не видели ни передачи из рук в руки, ни укладки в тайник. Не нашли никаких свидетельств того, что в легальных барах совершаются крупные сделки. Лизль и Турсе тоже, а они ухватились бы за малейшую улику.
Мор говорил нормальным голосом, без бульканья мокроты. Его способность по желанию переходить с одного на другой поражала Сантьяго.
— Почему ты, черт возьми, то булькаешь, то нет? Почему не можешь говорить как обычные люди? Когда ты вдруг решаешь заговорить нормально?
Сантьяго повысил голос, его пульс участился, кулаки сжимались и разжимались, ладони вспотели. Он остро осознавал расстояние между собой и Мором, свое положение между Мором и столом медсестер, где Эсперанса вызывала по телефону больничных охранников, тяжесть «глока» в набедренной кобуре.
Однако Мор как будто не замечал здоровенного вооруженного возбужденного латиноамериканца, бушующего перед ним, и обычным голосом продолжал:
— У таксиста, убийство которого мы расследуем, Эйяда Фуада, появился напарник.
Мор внезапно поднялся, держа что-то в правой руке, и Сантьяго за две с половиной секунды навел «глок» на полдюйма ниже края его кепки.
— Неплохо, — заметил Мор, у левого уголка его губ появилась складка, способная когда-нибудь перейти в улыбку. — Но не мешало бы еще потренироваться.
Он протянул правую руку с лежащим на ладони предметом.
В течение нескольких секунд Сантьяго переводил взгляд с этого предмета на спокойные, почти сонные глаза Мора и обратно. По прошествии этого времени, о котором впоследствии забудет, он взял данный предмет, но не опускал оружия, пока не прочел надпись на нем, дважды, с перерывами — взгляд его метался между предметом и Мором.
Это была лицензия КТЛ, выданная некоему Джангахир-хану. Мертвец на тележке оказался еще одним убитым таксистом, и тут Сантьяго впервые уловил запах горелого мяса. До того как Джангахира убили выстрелом в левый глаз, кто-то жег его раскаленным железом или ацетиленовой горелкой.