Рекламный агент
Шрифт:
— А что произошло?
— На пару со Вторым они долго ковырялись в том, что когда-то было его научной работой. По всей видимости, для старика это было крайне важно. Когда же удалось запустить его установку, он радовался как дитя.
— Установку?
— Это был излучатель. Он произвёл серию непонятных сигналов в широком спектре частот.
— И?
— И всё. Потом академик поднялся на крышу и спрыгнул вниз.
Двадцать четвёртый несколько секунд переваривал услышанное, затем уточнил:
— А над чем он работал?
— Он был гляциологом.
— Прошу простить, — Двадцать четвёртый опять бесцеремонно влез со своими вопросами, — А удалось узнать причины суицида?
— Нет, — Первый бросил на Двадцать четвёртого полный тревоги взгляд, — И это меня беспокоит. Перед самоубийством он смог уничтожить все документы по своим исследованиям. Причём сделал это так быстро, что Второй не успел ничего понять. А потом сигналы… Что это было? И зачем? Второй перерыл всю оставшуюся документацию по установке.
— И что?
— Ничего! Выяснить ничего не удалось. Позднее Второй восстановил некоторые данные. Оказалось, что установка предназначалась для зондирования глубинных слоёв льда.
— Но у нас же нет льда.
— Да неужели?! — рявкнул Первый. Ему наконец надоели глупые расспросы, и он твёрдо решил поставить Двадцать четвёртого на место.
Но тут неожиданно темнота комнаты озарилась вспышкой голографического экрана. Почти метровая переливающаяся сфера мгновенно преобразила безликое помещение, затопив красочными сполохами всё вокруг. Первый тут же зажмурился и стиснул зубы, проклиная беспечность Восьмого.
— Чёртов болван! Сколько раз напоминать об обязательном включении фильтров?! — прошипел Первый.
Корчась от хлестнувшей по нервам боли, Первый едва удержался, чтобы не свалиться на пол. Он до треска кожи сжал кулаки, зубы заскрипели, не щадя эмали, а вены на тощей шее вспыхнули синим фейерверком. Он не слышал ничего вокруг. Всё его существо боролось с подавлением кипящей волны, которая безжалостно терзала почти лишённый эмоций разум.
Наконец боль отступила. Первый медленно поднял голову, вперил в уже обесцвеченную голограмму налитые кровью глаза и зло отчеканил:
— Ты отстранён от слияния на месяц!
На том конце явно не ждали такого оборота. И объёмная проекция собеседника тут же заверещала:
— Первый! Простите! Но ведь это экстренный вызов. Я просто не успел…
— Заткнись! Ты раз за разом выжимаешь из меня эмоции, которыми я обязан делиться с вами. Ты не только делаешь мне больно. Ты губишь наших собратьев.
— Но, Первый…
— Молчать! Я не меняю решений. И ты ещё должен благодарить меня. Знаешь, что делает с нарушившим правила клоном Великий магистр?
— Знаю, Первый… — промямлил тот в глубоком раскаянии.
— А теперь к делу. Так что у вас стряслось, Восьмой?
— Пятый убит Роговым!
— Что?! — из головы Первого тут же вылетела оплошность Восьмого, — Что у вас, чёрт подери, произошло?
— Точно
— А Рогов?
— Сбежал.
— Что? Сбежал? — Первый поражённо откинулся на спинку кресла, — Это проверено?
— Так точно!
— Надо же… В голове не укладывается, — едва слышно пробормотал Первый, затем громко добавил: — Почему он так поступил? Он же должен понимать, что нелегалу не выжить в современном мире!
— Не могу знать.
— Ясно. Значит так, максимально быстро выясни, всё что возможно. Высылаю тебе подмогу.
Спустя четыре часа Первый уже был в курсе произошедшего. Антон Владимирович Рогов, один из отцов криотехники, подложил свинью нереальных размеров. Проломив череп клону номер пять, он тут же стал единоличным администратором инфоузла криоцентра и погрузил тело исходного образца своей дочери Вероники обратно в криокамеру. Но самое главное — он заблокировал возможность принудительного извлечения всех пациентов из криокапсул. Более того, он успел сообщить всем бодрствующим сознаниям потенциальные последствия их выхода в реальность. Описывая ситуацию настоящего момента, исказил всё, что только возможно. Да ещё и нагрузил тонну чудовищных негативных домыслов и выдумок.
Прошло ещё несколько часов. Первый всё также одиноко сидел в кресле. Сил не оставалось. Проблема извлечения доноров с каждым мгновением угрожающе перевоплощалась в неразрешимую. А это несло не только опасность прекращения роста числа новых клонов. Проблема была куда глубже. Перспектива удачного проведения завтрашней процедуры слияния рушилась как карточный домик. Передача клонам отрицательных эмоций была равносильна заражению смертельным вирусом. Первый это отлично понимал, но был бессилен. И осознание собственной беспомощности ещё сильнее вгоняло в тоску.
Неожиданно раздался тихий стук в дверь. Первый с трудом промямлил:
— Да…
На пороге показался Восьмой. Он медленно пригладил непослушный ёжик седых волос, сделал короткий кивок и негромко проговорил:
— Первый, есть новые сведения.
Первый молчал. Восьмой потоптался несколько секунд и продолжил:
— Мы пытались взломать блокировку. Но, к сожалению, получилось только хуже.
— Хуже? — Первый повернул голову и отрешённо посмотрел куда-то сквозь вошедшего.
— В доменах некоторых камер это сказалось на виртуальных хронопотоках.
— И что?
— Последствия пока трудно прогнозируемы. Но в любом случае, надо как можно быстрее извлечь биоматериал.
— Ну, что ж… Ты принёс просто отличные новости! — саркастично воскликнул Первый, — Ты думал мне отрицательных эмоций мало?
— Простите, но это ещё не всё.
— Как?
— При изучении документации криоцентра мы обнаружили архивные файлы, которых не было в официальном реестре. Из них следует, что мы ничего не знали о замороженных первого яруса.