Реконизм. Как информационные технологии делают репутацию сильнее власти, а открытость — безопаснее приватности
Шрифт:
Особое положение золота или бумажных денег вызвано лишь тем, что они сильно упрощают взаимные расчёты. А если есть возможность автоматически строить бартерные цепочки, используя любые популярные и не очень товары или услуги, то деньги теряют свою исключительную роль. Большинство сделок на современных товарных биржах носят виртуальный характер — реальное перемещение товаров из одного склада в другой происходит при необходимости потребления или переработки, а не из-за смены хозяина. Фьючерсные сделки вообще совершаются с товаром, который ещё не произведён. Это значит, что и у каждого из нас в виртуальном кошельке вполне могут храниться не абстрактные денежные знаки, а вполне конкретная нефть, металл, зерно, и любые другие товары и услуги или права на них в будущем. Не надо будет ломать голову над тем, у кого можно обменять пару ботинок
Сегодня финансовая система, так или иначе, является одним из основных инструментов власти и атрибутом государства. Реконизм подразумевает развитие систем управления, основанных на массовом сотрудничестве. Следовательно, если речь идет о денежном обращении, сама денежная система должна быть децентрализована и представлять собой некую одноранговую сеть, в которой каждый участник будет и клиентом, и провайдером денежной системы.
Система частных денег была исторически первой. До того как в Европе был снят запрет на ростовщичество, бизнес банков строился не на кредитах, а на депозитах. Банкир принимал нечто на хранение и выдавал об этом специальную расписку — банкноту. Постепенно банкноты превратились в средство обмена. Например, в Шотландии [104], где вплоть до 1845-го года не существовало законодательных ограничений на выпуск банкнот, все желающие, к общему удовольствию, могли участвовать в денежной эмиссии. Когда в 1825-м году в Англии разразился крупнейший финансовый кризис, разорилось огромное число рядовых английских банков. В Шотландии не пострадал ни один. Исследователи разных времен и школ от Уолтера Бэджота до Милтона Фридмана характеризуют шотландскую систему как «исключительно эффективную».
По выражению австрийского экономиста и философа Фридриха Августа фон Хайека [104], частные деньги подобны религии, закону и морали — они возникают везде и спонтанно, до и без всяких экономических теорий. Люди на каком-то интуитивном уровне ощущают, что свобода создавать для себя деньги — одна из важнейших. Особенно явным и насущным это чувство становится во время кризисов. Показателен, в частности, опыт общины австрийского города Вергль, где в 1932-м году ввели в обращение «свободный шиллинг». От обычного он отличался тем, что на него устанавливалась отрицательная процентная ставка: тот, у кого банкнота оказывалась в конце каждого месяца, должен был купить и наклеить на банкноту специальную марку. Разумеется, граждане старались по возможности переложить обязанность покупать марки на соседа и потому как можно быстрее избавлялись от денег. В результате совокупные обороты местной экономики выросли более чем в два раза, безработица сократилась на четверть. Через год Национальный Банк Австрии прервал этот, уже начавший перениматься и в других городах, эксперимент как угрозу собственной монополии.
Местные деньги выпускались в Германии, в скандинавских странах, в сотнях американских и канадских общин во время Великой депрессии — везде, где, с одной стороны, острые экономические проблемы делают необходимость перемен очевидной, а с другой — репрессивная сила централизованной власти ослабевает настолько, чтобы позволить этим переменам произойти.
Во второй половине XX века на волне движения хиппи случился новый подъем местных валют. LETS [105](Local Exchange Trade System) — едва ли не самая распространенная система среди них. Она была создана системным аналитиком Майклом Линтоном в 1983-м году на острове Ванкувер. В основе LETS лежат две идеи. Во-первых, деньги обеспечивают непосредственно акт продажи. Когда пользователь покупает нечто, товар или услугу, на его счет заносится запись
Если первые электронные валюты, вроде DigiCash, представляли скорее научный, криптографический интерес, то сегодня такие платежные системы как Webmoney и PayPal, обслуживают миллионы пользователей. Их годовые обороты измеряются в миллиардах долларов.
Системы местных валют так и не смогли преодолеть целый ряд проблем организационно-технического свойства: жесткую привязку к национальным валютам, узость спектра предлагаемых услуг и товаров, отсутствие механизмов арбитража и защиты от мошенников, архаичность используемых технологий. Электронные платежные системы гораздо успешнее своих предшественников. У них есть развитые механизмы защиты и арбитража, огромная аудитория. Они не нуждаются в государственной поддержке. Их сила такова, что правительства разных стран начинают менять законодательство, подстраиваясь под новый феномен.
Еще в 1918-м году Освальд Шпенглер в работе «Закат Европы» [106]указывал, что символом функциональных денег — в отличие от вещественных денег античности — «является не книжная запись, а также не вексель, чек или банкнота, но акт, посредством которого функция оказывается выполненной в письменном виде, чисто историческим свидетельством чего является ценная бумага в широчайшем смысле». В наборе байтов, передаваемых по всемирной Сети, процесс развоплощения денег, начатый с изобретением бумажных банкнот, достигает своего апогея. Деньги полностью освобождаются от материального носителя, превращаются в чистую запись и достигают предельной скорости.
Автор: Алексей Начаров.
Пиринговые финансы
Эмитентом денег в смысле прав требования может стать каждый член общества, имеющий достаточный кредит доверия. Деньги в смысле прав требования уже сейчас эмитируют все, кому не лень: купоны на скидки, ваучеры, бонусные карты, расписки, договора на поставку и выполнение услуг. Да и вообще любые сделки, в которых существует разрыв между моментом оплаты и поставки, а таких 99%.
Когда несколько сот лет назад крестьянин Иван Пасюк приходил к такому же крестьянину Петру Выдрыгайло и просил одолжить топор взамен мешка зерна будущего урожая, то участники этой сделки совершенно не подозревали, что речь идет об оперативном лизинге основных фондов, а средством расчета является фьючерс. Вместе с тем это можно отнести, говоря сегодняшним языком, к сложным финансовым операциям, которые весьма трудно осуществимы в современном мире. Речь идет о кризисе практических финансов.
Ведь, если сейчас прийти в банк и сказать: «Дай мне денег, я куплю трактор, а отдам тебе потом, когда продам урожай», то банкир, прежде всего, спросит об обеспечении этой операции — никто никому не верит, а тем более никто не хочет подписываться на результаты урожая следующего года. Тут и неурожай — плохо, дай бог, чтобы крестьянину хватило денег за горючее заплатить, и большой урожай — тоже плохо, ведь тогда падают цены и... бывают времена, когда цена зерна меньше цены топлива, потраченного на уборку. Крестьянин же не владеет, как правило, большими зернохранилищами, чтобы сложить зерно, пока цена не вырастет и вынужден все продавать прямо из-под комбайна, так как в урожайный год и элеваторы, видя спрос на услуги хранения, повышают цену.