Рекруты Натоотвааля - золотой астероид

Когда инопланетяне делают из золота антикоррозийную краску и арматуру для бетона сооружений на планетах и астероидах с кислотно-кислородной атмосферой, это обидно. Несколько проще это переносить, если они используют его как декоративное покрытие, и вещество для технологий использования энергии звёздного ветра и невидимости в разных спектрах для своих боевых космических кораблей, станций и транспорта. Космический флот, города, космопорты, переливающиеся всеми оттенками золотого — это выглядит ошеломляюще! Сто оттенков золотого! На Земле в 2099 за золотой самородок размером кулачок, убивали легче лёгкого. После ядерной войны в Азии против исламистов, золото воюющих сторон было так глубоко и надолго спрятано, а любое его обращение так надёжно прекращено, даже в виде ценных бумаг с золотым обеспечением, что цена его взлетела в десять раз. Алмазы и

другие драгметаллы тоже не остались в долгу. Дикие старатели в Амазонке и на Гаити вообще перестали вылезать на поверхность от такой радости. Если раньше грамм не просушенного золотого порошка, промытый за несколько дней, вызывал у приёмщика только усмешку, то теперь даже трансконтинентальная наркомафия организовала там прииски. Ценность сверхприбыли от наркотиков терялась, когда за зелёную бумагу с американскими президентами и биткоины нельзя было купить чего-то реально ценного и компактного. Жадность, как часть человеческого инстинкта выживания, никто не отменял. Если в доземледельческой древности, при ограниченной возможности получения пищи из-за сезонности собирательства и охоты, постоянная нацеленность на добычу, сопровождаемая выделение в мозг эндорфина, как награды при её получении, делала человека эндорфиновым самонаркотиком и наркоманом жадности одновременно, то после изобретения земледелия, жадность перешла свою разумную, природную, обеспечивающую жизнь, границу. Процесс неуправляемого накопления из-за возможности использовать для этого постоянно возобновляемый ресурса в виде еды, растущей из земли, стал бесконечным. Излишки еды в виде гор пшеницы стало возможно менять на любые ценности. Быстро выяснилось, что золото наилучшим способом для этого подходит. Золото стало давать власть, наёмников, силу, и превращаться снова в ещё большее количество золота. И так от раза к разу всё больше, сильнее и жаднее. На Земле после этого пришло десять тысяч лет. Наиболее жадные изначально люди накапливали больше и становились сильнее. Их династии передавали дальше усиленный ген жадности. Сливаясь в династических браках по расчёту с другими носителями этого свойства, он рождали демонов жадности, строивших вокруг своих сокровищ империи, религии, технологии. В результате в рабстве оказалось всё человечество. Альтруизм сохранился только как коммерческое предприятие по сбору пожертвований, и в воспитательном процессе слабоумных бедняков, предназначенных для обслуживания господ, в качестве рабов, самостоятельно оплачивающих свою жизнь и похороны.

Этот евгенический процесс родил современных лидеров, идеологию жадности, воспитывающую людей с момента осмысления ими мира. Ответ на вопрос, что сильнее, оружие или богатство, был закрыт. Богатство победило силу, как любой наркотик, даже такой ничтожный как табак или алкоголь, побеждает волю. Очень давно, по поводу врождённой человечечкой жадности, математик Омар Хайям сказал, что однажды, после того, как Бог создал Землю и искал материал для создания человека, Дьявол предложил ему в кредит с оплатой произведённой продукцией, отличную оживающую глину. Бог подписался под соглашением, сделал из этой глины человека, и до сих пор расплачивается с Дьяволом этой выпущенной продукцией!

Но инопланетяне, натооты и ваалы, имеющие доступ к бесконечному количеству золота и других сокровищ на бесконечно количестве планет и астероидов, были лишены прогрессивного свойства абсолютной жадности. Он были отсталые в этом отношении, и оказались не способны удовлетвориться объёмом родивших их планет и сейфами золотого и бриллиантового запаса. Хотя они и использовали золото как средство накопления, но только из-за его уникальных химико-физических свойств. Несчастные! На своих золотых приватных планетках, они были подобны доисторическому человеку, сидящему на груде кремниевых заготовок с видом хозяина мира, вместо того, чтобы поменять гору кременя на золотой слиток…

Но золотой астероид, небесное тело, размером с Луну, состоящее сплошь из чистого золота по воле создавших её природных сил…

После открытия технологии телепортации, а затем и вечной жизни, натоотваальцам важнее всего была безопасность. Они вели войну не за сокровища Вселенной, а за свою жизнь. Существа Империи Свертц — загадочные сверы, имели такие-же побудительные мотивы. Мгновенное перемещение почти в любую точку пространства не оставляло во Вселенной абсолютно безопасного места. Защитой являлась только её бесконечность, и то не в полной мере.

Бесконечное поле этой вечной войны, требовавшее огромное количество солдат, заставило набирать их в том числе на Земле, или Зиеме, как чаще говорили. Способы этого набора бойцов были разные, и применялись с того момента, как объём мозга человека стал достаточным для проведения нейрообучения

языку, технологиям орудий войны и способам её ведения. Практика использования людей в качестве рекрутов Натоотвааля, показали, что наилучший результат достигается при добровольности исполнения своих задач, стимулируемой жадностью. Вознаграждение за год службы даже рядового бойца превосходило воображение многих земных олигархов, однако немногие выжившие в космической войне рекруты, могли вернутся. Не то, чтобы они все погибали, или инопланетянам было жалко отдать обещанное! Просто после ослепително прекоасного высокотехнологичного и высококультурного общества не все могли вернутся на улицы средневекового Лондона, например, с канавами, полными трупов, фекалий, крыс и чумы, к вонючим, вшивым, беззубым дворянкам и звероподобным мальчикам-проституткам. Стирание памяти существовало, но за тысячи лет, добровольно на это согласились лишь единицы землян.

Так и наши знакомые солдаты Натоотвааля, бывшие ас ронавты, считавшиеся на Земле мёртвыми после столкновения на Земной орбите их научно-исследовательского шаттла Северо-американского союза и военной европейской станции, да ещё после атаки исламистов, не долго сопротивлялись вербовке. Истории всех командос с Земли чем-то похожи друг на друга: дружба боевых товарищей, любовь на фоне смерти, смерть на фоне любви, тоска по родине и родным, жажда славы, подвиги, честь, бравада, потеря ощущения реальности, словно ты сам — Бог.

Рональд Уайтгауз, Александр Дыбаль, Джон Маклифф и другие, ничем особенным от них не отличались. Разве что Маклифф писал при этом книгу о мужчинах и женщинах, а Александр Дыбаль был красив той загадочной русской красотой, когда кровь европейцев, азиатов, северян и южан, смешивались в совершенство, принимаемое всеми…

Окта Рененна встретила их посреди холла перед помещениями отдыха в полной красоте; роскошные длинные волосы цвета старой бронзы, нежный румянец, облегающий безупречно стройное тело комбинезон. Увидев Джона Маклиффа, она улыбнулась, как акула перед атакой. Маклифф молчал, но по его улыбке и молодцеватой позе, было видно, что он рад.

— Герои, — сказала она мелодичным голосом, — чем займёмся? Опять споём? Как это? — она пропела низким контр-альто.

И кто бы знал, что Галка, тихая река, Их поглотит, как вечности колодец, И понесёт вода речная сквозь века Примером русской спеси и усобиц.

— Калка. Река Калка, а галка это птица из рода воронов, — добродушно ответил Дыбаль, — но голос мой ещё не окреп после встряски.

— Калга на фамилию моего учителя по логике ягда Калга похожа, — сказала Окта.

— Я готов устроить чтение анекдотов, — предложил Берсерк, — почему у норвежцев круги на воде от кирпича круглые расходятся, а у шведов квадратные.

— У нас светская встреча и ты всё пошлостью не порть, — отмахнулся от него Уайтгауз.

— Джон, у тебя повреждения на лице? — Окта покачала головой.

— Это вражеская пуля! — сказал Маклифф, поворачиваясь так, чтобы Окта не рассматривала синяк.

— Присядем? — фон Конрад опустился в бежевое мягкое кресло у визуализатора, выполненного в виде журнального столика земного дизайна 60-х годов ХХ-го века.

Широким жестом Маклифф предложил Окте место на кресле рядом с собой.

— Тут не дурно, — сказал Дыбаль, осматривая золотой глянец стен, светящиеся рельефные панели стен и потолка, — я бы пальмы сюда в горшках поставил.

— Кальян с гашишем и малолетних рабынь, — закончил за него фразу Берсерк.

Дыбаль поморщился:

— Солдат ребёнка не обидит.

— Смотрите, ваши коммандос, — сказала Окта, усаживаясь, — может, знакомых увидите.

По коридору мимо холла прошли группа раненых из палат выздоравливающих. Рядовые, сержанты и младшие офицеры. Они о чём-то негромко переговаривались на каком-то восточноевропейском языке. Некоторые были в медицинских экзоскелетах, некоторые в повязках. Все они были, как на подбор: средних лет, среднего и выше среднего роста. В чёрно-красных рубахах с множеством карманов, чёрных брюках с золотыми лампасами. На воротниках рубах серебрились петлицы со знаками командос — молнии, а на головах были неизменные шапочки, вроде еврейских кипи. Встретившись глазами с астронавтами, коммандос приложили к своим головам ладони, вместо принятого в Натоотваале приветствия. Айдем и фон Конрад непроизвольно отдали им честь. Коммандос проследовали в конец коридора и скрылись за углом.