Реквием опадающих листьев
Шрифт:
— Да в чем дело?
— Кто, кто это сделал? — как ошалелый закричал друг, мутные глаза просветлели. — Я тебя спрашиваю, кто?
Она отпрянула от него и, намотав шарф на шею, ответила:
— Встречаюсь с вампиром. Не парься.
Максан сморщился.
— За идиота меня держишь? Во что ты ввязалась, Лизо, черт возьми?! Ты свой кочерыжкой вообще не думаешь? — Лицо его покраснело, пальцы сжались в кулаки. — Это какая-то сраная секта, я же вижу! Что они с тобой делали?
Бесс прикрыла глаза, глубоко затянулась
— Нет, Максим, это всего лишь секс. Немного острый.
Друг недоверчиво смотрел на нее, она чувствовала его взгляд на себе, и от него раны на ее теле как будто засаднили все одновременно.
Максан отнял у нее «Беломор» с травкой, бросил в пепельницу и тряхнул девушку за плечи.
— Этот мажор, да? Это он?
Пред глазами мелькнуло бледное лицо с изумрудными глазами, и сердце сжалось в панике от необъяснимого чувства, что она в западне. Бесс скинула с себя руки друга, хотела подняться, но он удержал.
— Мне он не нравится! Лизо, я никогда ничего не говорил тебе о твоих похождениях, но с этим ты зря связалась! Зря!
Девушка вздохнула. Она и сама уже так думала и скорее даже для себя, чем для Максана, проговорила:
— Я с ним больше не собираюсь видеться.
Парень удовлетворенно кивнул и, с облегчением откинувшись на спинку дивана, проворчал:
— У тебя пацанов полно, не обязательно прыгать на самого ненормального!
— «То, что прежде называлось ненормальным, скоро будет для нас просто необычным».
Максан сморщился, покосился на ее руку.
— Можешь сколько угодно сыпать тут заумными фразочками, но если я увижу еще того хмыря, мало ему не покажется!
Девушка вспомнила незнакомца с поразительно светлыми глазами убийцы. В них, казалось, не существовало жизни, лишь бескрайная ледяная пустошь.
— У него большие связи, — тихо сказала Бесс. — Не вздумай трогать его.
— Да мне плевать на его связи, — ударил себя в живот Максан, — я с пацанами…
Девушка поднялась и резко оборвала:
— Не лезь. Никогда не лезь к моим любовникам.
Друг растерянно примолк, а потом попытался возразить:
— Но он причинил тебе боль.
— «Если бы боль не следовала за удовольствием, кто бы терпел ее?» — Она кивнула ему на прощение и вышла из комнаты.
В этот самый момент в дверь зазвонили, и мать Максана, женщина с усталым, рано постаревшим лицом, открыла. В коридор впорхнула Светочка, наполнив помещение сладким ароматом духов. Девушка широко улыбнулась, но улыбка исчезла, как только она увидела Бесс.
— Привет, — недружелюбно уставилась Светочка. Ее слова больше походили на «А она что тут делает?».
Из комнаты, выпустив дым, выполз Максан.
— Опять накурились! — всплеснула руками Света.
Бесс надела сапоги, накинула куртку и хотела пройти мимо девицы, но та неожиданно заорала:
— Это все ты! Ты его портишь,
Мать Максана ретировалась, а он сам гаркнул:
— Закрой рот, Света!
У девушки задрожали губы, из глаз хлынули слезы, и вся она затряслась в безудержных рыданиях, бормоча:
— Ненавижу ее, ненавижу-у!
Максан посоветовал подруге:
— Не бери в голову.
Бесс приподняла и опустила брови.
— «Ненависть — это гнев людей слабых». «Ненависть слабых менее опасна, нежели их дружба». — Она поиграла языком за щекой и, сладко шепнув: «Увидимся, Макс», под горестный всхлип Светы покинула квартиру.
Друг жил неподалеку, на пересечении Балтийской улицы и Молодежного переулка, в четырехэтажке.
Девушка вышла из парадной. На улице было темно, фонари не горели, свет отбрасывали лишь окна домов. Тени деревьев покачивались на неровном асфальте и облупившихся желтых стенах. В темном небе не виднелось ни одной звезды.
Бесс прошла по переулку и вышла на родную улицу. С одной стороны асфальт поблескивал от череды фонарей, а с другой дорогу с заброшенными домами под снос тьма точно поглотила.
С той части улицы не доносилось ни звука, а из кафе на углу ее дома по обыкновению едва различимо лилась музыка.
Девушка постояла и уже хотела идти на ее звуки, но увидела, как из тьмы вылетела крупная летучая мышь, а за ней вышел невысокий обнаженный темнокожий мальчик. Он бесшумно ступал босыми ногами по тротуару, при этом глядя куда-то в сторону, как будто смотрел на невидимого собеседника.
Бесс отступила за угол дома, а мальчик произнес:
— Ты делаешь ошибку.
Она хотела выйти из укрытия, уверенная, что тот обратился к ней, но неожиданно ему ответил другой голос, уже знакомый ей:
— У всех ошибок горький вкус, но как же они сладко пахнут. Я только немножко понюхаю.
— Я все расскажу Кате, — предупредил мальчик.
Его собеседник холодно рассмеялся.
— А я сделаю так, что Киру оставят на второй год.
— Подлец!
— Ябеда!
Голоса стихли. Бесс осторожно выглянула из-за угла и успела лишь увидеть, как огромный черный пес и летучая мышь скрылись во тьме. Улица была пуста, а в воздухе среди сыроватого, но еще теплого конца сентября стойко пахло первыми морозами.
Девушка огляделась, но чувство, будто на нее кто-то смотрит, только усилилось. Тогда она быстро пошла в сторону своего дома. Ледяной аромат зимы последовал за ней. Бесс задыхалась от него, щеки горели, а раны от укусов саднили.
До дома оставалось несколько метров, она остановилась и, шумно выдыхая, произнесла:
— Я чувствую твое присутствие.
В ответ не раздалось ни звука.
Бесс усмехнулась.
— «Молчание — добродетель дураков».
— Или же «самое совершенное выражение презрения», — парировал холодный голос.