Реквием опадающих листьев
Шрифт:
Девушке взгрустнулось. Перед глазами пестрыми листками календаря пролетел целый год. Бессмертный год, еще недавно казавшийся ей целым веком.
А внутри вдруг словно ожили странные часы и стрелки времени, как дни осенью, резко пошли на убыль. И это ожившее чувство уходящего перевернуло ее сердце в груди.
Катя быстро поднялась и выбежала из каюты. Лайонела нашла на палубе, тот любовался Дворцовой набережной.
Девушка крепко его обняла и, уткнувшись ему в шею, попросила:
— Я хочу, чтобы до самого конца каждую секунду ты держал меня за
— Ты тоже почувствовала? — промолвил он и, прижимая ее крепче к себе, шутливо обронил:
— В лабиринте возьмешься за мой хвост.
Она пришла к нему сама и села рядом на мраморную скамейку.
Вильям заметил на ее щеке розовый след от удара ладони, но девушка отвернулась и, поглядев на скульптуру ребенка, сказала:
— Я никогда не разбивала коленей в детстве, не падала и не ударялась. Я и боли-то не знала… до встречи с тобой.
— Ты цепляешься за жизнь, которой у тебя никогда не было, — изрек он.
— А ты ни за что не цепляешься и ни за что не борешься!
— Каждый день я — был слишком занят борьбой с самим собой, — вздохнул молодой человек.
Бесс с усмешкой хмыкнула:
— Мне кажется, между нами километры воздушного пространства.
Он засмеялся.
— Ты права. Ангелы живут на третьем небе, а бесы с сатаной на первом, на том, что над землей. И я совершил падение длиною в вечность.
— А бес? Бес что-нибудь совершил?
— Да. Отрекся от сатаны.
— Ну, видишь, — дернула плечом девушка. — Как ни крути, жертву Любви приносят двое.
Надолго повисло молчание.
— Одного не понимаю, — проронила Бесс, — неужели все вампиры так единодушны в своем желании умереть? — Она скривилась. — Или как называет старикан: «Стать свободными»?
— Уверен, есть и те, кто вовсе не жаждет освободиться.
— Тогда почему никто не восстанет?
— Хочешь возглавить мятеж? — засмеялся Вильям.
Она смотрела очень серьезно.
— Твой брат ведь не боится Цимаон Ницхи? Ты рассказывал, как он поставил ему ультиматум, заставил дать десять лет. И его уникальный дар — никто, кроме Ягуара, не сможет перевести вампиров через этот ваш чертов мост! Так почему Лайонел покорился? Он же без ума от Кати и наверняка хочет пожить с ней, а не умереть!
Упоминание о любви брата к Кате кольнуло ревностью.
— Если бы Создатель не сказал про сияние от моста, думаю, Лайонел сделал бы что-нибудь.
— Подумаешь, сияние! Да может, и не от моста! А просто в Антарктиде северное сияние!
Вильям грустно улыбнулся.
— Нет, Лиза, Цимаон Ницхи не сделал бы столь громкое заявление на все города из-за обычного северного сияния. Он ждал этого явления много-много веков, и теперь его никто не остановит. Это понимает каждый вампир, и Лайонел, конечно, тоже. Видно, у него всегда были сомнения относительно беса в Кате, и он надеялся разрешить их за те несколько лет, которые выторговал у Создателя.
Девушка безнадежно склонила голову.
— Значит, он даже не попытается?
— Думаю, нет. До встречи с Катей Лайонел сам ждал Дня Искупления
Бесс взглянула с удивлением, на лице у нее промелькнула догадка.
— Он хочет уйти с ней сейчас? — Бесс покачала головой. — Ну конечно! Он не верит, что любовь пройдет испытание временем — веками!
— Мой брат реалист. Он прекрасно осведомлен, как действуют такие, как Цимаон Ницхи. Он сам такой. Все ради победы. Катя его слабость, Создатель ударит по ней в первую очередь. Лайонелу не нужна жизнь без этой его слабости, а если Цимаон Ницхи не получит то, что так жаждет, он никому не позволит быть счастливым.
— Ты хочешь сказать, если бы не было Кати и твой брат сражался лишь за себя, то смог бы одержать победу?
— Не знаю насчет победы, но сорвать планы Создателя уж наверняка. Вот только вряд ли бы увидел в том смысл.
Бесс устремила взгляд на свои руки.
— А что там? За мостом?
— Лабиринт.
— А за ним?
— Никто не знает.
— Тогда почему Цимаон Ницхи так стремится туда?
— Верит, что после Суда всех нас ждет новое рождение. — Перед глазами встала картина, увиденная в лавке слепой предсказательницы. Вильям вздохнул. Он не смог признаться брату, что видел себя с Катей. Сколько бы ни размышлял над этим, не понимал, что должно произойти, чтобы он или она вдруг решили быть вместе. Где-то в глубине души он знал ответ — и тот приводил его в ужас. Девушка могла попасть в его объятия лишь от отчаяния, а для этого с Лайонелом должно было что-то случиться. Что-то страшное и непоправимое…
Ближайшее будущее представлялось смутно. Все казалось таким запутанным. Множество бессмертных жизней точно нити переплелись в один тугой комок, и вот теперь к нему присоединилась еще одна — жизнь смертной девушки.
Молодой человек тоскливо покосился на Бесс. И ему захотелось обнять ее поникшие плечи, утешить, пообещать, что они справятся.
Но он сидел и как всегда бездействовал. Потому что не знал, с чем им нужно справиться. С чувствами друг к другу? С дьяволом? С Создателем? Или еще с чем-то или кем-то?
Девушка еще несколько минут сидела рядом, а потом поднялась.
— Я поеду домой.
Вильям кивнул.
Она стояла перед ним, как будто хотела, чтобы он остановил ее. А не дождавшись, пошла по мраморной аллее.
— Лиза, — окликнул он, встал и сделал пару шагов за ней. — Ты сказала, что любишь меня…
Девушка смутилась, кажется, впервые за их знакомство. В смятении опустила позеленевшие глаза, пробормотав:
— Повторить это слишком страшно.
— «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение», — процитировал Вильям, сокращая между ними расстояние. — Моя любовь к тебе мучительна, потому что все мое существование протекает с печатью бесконечных страхов и сомнений. А ты… ты боишься только одного — говорить о своих чувствах.