Реквием по Homo Sapiens. Том 1
Шрифт:
– Откуда вы знаете, что мы вообще что-то знаем? – осведомился Соли, глотнув виски. – Откуда известно, что моя память – реальность, а не галлюцинация, как утверждают некоторые дураки? Да, ты сомневаешься в моей истории, и ничто не докажет тебе ее правдивость, хотя ты и доводишься Жюстине племянником. Но вот что сказал мне Главный Акашик [5] : он сказал, что блок аудиозаписи чист. Корабль подавал информацию непосредственно на мой слуховой нерв. По-твоему, мой корабль тоже галлюцинировал?
5
Акаша –
– Нет, Главный Пилот. – Я начинал ему верить. На авторитет акашиков я полагаюсь полностью. Каких-нибудь полгода назад, завершив свое первое самостоятельное путешествие по мультиплексу, я сам предстал перед ними в студеный день глубокой зимы. Я помню, как сидел в затемненном кабинете Главного Акашика в шлеме депрограммирующего компьютера на голове, потел и ждал, когда подтвердится истинность моей памяти и моих маршрутов. У меня не было причин для страха, и все-таки я боялся. (Когда-то, во времена Тихо, мой страх был бы оправдан. Громоздкие старинные шлемы запускали протеиновые волокна сквозь череп испытуемого в мозг. Истое варварство! Современные шлемы – как утверждают акашики – моделируют коммуникации синапсов мозга голографически, «считывая» таким образом память и личные функции. Предполагается, что этот метод совершенно безопасен.)
Бардо громко пукнул (это часто случалось с ним, когда он нервничал или трусил) и спросил:
– И вы полагаете, что целью предстоящего поиска будет эта… тайна Эльдрии, не так ли. Главный Пилот?
– Эсхатологи назвали эту тайну Старшей Эддой, – сказал Соли, отступив подальше от Бардо. – И поиск действительно будет объявлен. Завтра, во время нашего посвящения, Хранитель Времени огласит свою волю.
Я поверил ему окончательно. Мой дядя, Главный Пилот, сказал, что будет поиск, и мое сердце забилось где-то в горле, словно судьба постучалась кулаком в двери моей души. В мозгу возникли самые дикие мечты и планы.
– Если бы нам удалось доказать Гипотезу Континуума, – выпалил я, – поиск завершился бы успешно и мы нашли бы вашу Старшую Эдду.
– Не называйте ее моей, – сказал Соли.
Должен сознаться, я не понимал Главного Пилота. То он заявляет, что некоторые вещи человеку знать не положено, то с явной гордостью стремится проникнуть в величайшую тайну. А в следующий момент хмурится и сожалеет о своем открытии. Очень уж сложный он человек – я знал только одного, кто превосходил его сложностью характера.
– Мэллори хотел только сказать, – вставил Бардо, – что он, как и все мы, воздает должное усилиям, которые вы затратили, стараясь доказать Великую Теорему.
Я имел в виду совсем не это.
Соли посмотрел на меня пристально и сказал:
– Кто не мечтал доказать Гипотезу Континуума. Гипотеза Континуума (иначе Великая Теорема) – это недоказанное следствие теоремы фокусов Лави. Она гласит, что между любыми двумя точками входа дискретных множеств Лави существует взимооднозначное соответствие. Проще говоря, от одной звезды к другой можно попасть за один-единственный ход. Это величайшая проблема мультиплекса и нашего Ордена. Когда-то Соли, будучи ненамного старше меня, чуть было не доказал Гипотезу, но отвлекся, поспорив о чем-то с Жюстиной, и забыл (как уверял он) изящный ход своей мысли. Воспоминание об этом не давало ему покоя, и он накачивался своим ядовитым виски, стремясь к забвению. (Голова
– Возможно, Гипотеза Континуума вообще недоказуема, – продолжил Соли, крутя на стойке свой пустой бокал.
– Вы в ней разочаровались, я знаю.
– Ты тоже разочаруешься, если будешь стремиться к недостижимому.
– Простите меня, Главный Пилот, но разве мы можем знать заранее, что достижимо, а что нет?
– Мы начинаем понимать это с годами, когда становимся умнее.
Я пнул носком ботинка металлическую окантовку стойки, и медь глухо зазвенела.
– Я, конечно, молод, но не хотел бы показаться…
– Опять ты хвастаешься, – вмешался Лионел.
– Я считаю, что Гипотеза доказуема, и намерен доказать ее.
– Ради знания или ради славы? – спросил Соли. – Я слышал, ты сам не прочь стать Главным Пилотом.
– Каждый кадет мечтает когда-нибудь стать Главным Пилотом.
– Юношеские мечты для взрослого мужчины часто оборачиваются кошмаром.
Я снова задел ногой окантовку – нечаянно.
– Я уже не юноша. Главный Пилот. Завтра я дам обет, обязывающий меня искать истину, – разве вы забыли?
– Кто, я? – В запальчивости он нарушил свое табу, произнеся запретное местоимение, и поморщился. – Запомни, мой мальчик: я ничего не забываю.
Слово «ничего» повисло в воздухе вместе с гулом потревоженной меди. Соли уставился на меня, а я на него. Потом с улицы донесся чей-то смех, слишком громкий, и дверь бара распахнулась. Трое высоких, кряжистых мужчин, все с бледно-желтыми волосами, висячими усами, в легких черных шубах, припорошенных снегом, отстегнули коньки и ввалились внутрь. Они обменялись рукопожатиями с Соли и Лионелом. Самый большой из них, мастерпилот, терроризировавший Бардо все наши послушнические годы в Борхе, заказал три кружки кваса.
– Ну и холодина же на улице, – сказал он.
Бардо, нагнувшись ко мне, прошептал:
– Мне кажется, пора сматываться.
Я потряс головой.
Трое мастер-пилотов – их звали Нейт, Сет и Томот, и они были братьями – повернулись к нам спиной, делая вид, что нас не знают.
– Я оплачу тебе шесть ночей с мастер-куртизанкой, – настаивал Бардо.
Послушник принес три кружки с дымящимся черным напитком. Томот подошел поближе к огню и отряхнул шубу от снега. Глаза у него, как у многих пилотов, ослепших от старости, были блестящие, искусственные. Он только что вернулся с окраины Экстра.
– Твои Эльдрия были правы, дружище, – сказал он Соли. – Двойная Галливара и Сериза Люс взорвались. От них ничего не осталось, кроме пыли и света.
– Пыль и свет, – повторил его брат Нейт, обжег себе рот горячим квасом и выругался.
– Пыль и свет, – подхватил Сет. – Содервальд с двадцатью миллионами жителей попал в смерч радиоактивной пыли и света. Мы попытались эвакуировать их, но опоздали.
Солнцем Содервальда была Энола Люс, ближайшая к Двойной Галливара звезда. Сет сказал, что сверхновая сожгла поверхность Содервальда, уничтожила на планете всю жизнь, кроме земляных червей. Маленький пилотский бар вдруг показался мне удушающе тесным. Я вспомнил, что Содервальд – родная планета братьев.