Реквием по Homo Sapiens. Том 2

Зинделл Дэвид

Ближе к центру Экстра, у рукава Персея, Данло обнаружил ряд Земель, созданных некогда Эде-Богом. Радиация разных сверхновых сожгла две из этих обреченных планет, но остальные остались нетронутыми, девственными и дикими.Данло редко встречались такие миры. На одиннадцатой Земле он познакомился с людьми, которые называли себя сайни.

Десять тысяч сайни жили в дождевом лесу на краю одного из северных континентов, остальная же часть земли была, видимо, необитаема. Сайни показались Данло грустным, философическим народом – что было неудивительно, учитывая их трагическое прошлое и неверное будущее. Даже слово, которым они называли себя, приблизительно значило “проклятые”.

– Это

моя вина, – признался Эде, когда “Снежная сова” совершила посадку на широком песчаном берегу. – Это я создал их такими. Да, я их создал – и, пожалуй, поступил нехорошо, устроив подобный эксперимент над людьми.

Бог Эде, если верить весьма несовершенной памяти нынешнего Эде, решил заселить свою одиннадцатую Землю людьми. Он проделывал этот опыт много раз, пытаясь вырастить полностью невинные существа из замороженных зигот и привить им специально разработанную культуру. Он наблюдал за их общественным развитием, а потом уничтожал их и начинал все сызнова. По словам Эде, на одиннадцатой Земле за последнее тысячелетие сменилось пять таких человеческих сообществ. Ни одно из них, будь то племя, город-государство или закрытый город, не протянуло больше двухсот лет. И сайни знали об этом. По плану Эде они должны были жить в своих дождевых лесах, все это время зная о своей неминуемой судьбе. Поэтому они и называли себя Проклятыми, поэтому смотрели в звездное небо не столько с благоговением, сколько с отчаянием – ведь они жили в страхе перед карающей десницей Бога.

Встретиться со старейшими одного из крупнейших поселений сайни оказалось нетрудно. В глубине леса, на берегу быстрой реки, Данло нашел деревню, где жили около трехсот человек. Сайни строили свои дома из бревен, крыши делали из коры, а питались лососем, которого ловили в реке, ягодами, кореньями и кедровыми орехами. Их жизнь с обильными пирами, где поглощалось много рыбы и священного черничного пива, постороннему взгляду казалась легкой, но сайни не позволяли себе радоваться своему райскому существованию: по их верованиям, проявления животной радости оскверняли духовную природу человека. Свод их жизненных правил, суровый, но простой, требовал от них быть совершенными под блистающими очами Бога, а достижение совершенства требовало страданий. Как Данло вскоре предстояло узнать, все тридцать два сайнийских племени соблюдали величайшую строгость в своей духовной жизни.

– Обычаи наши нелегки, но мы попросим тебя соблюдать наш закон, пока ты здесь.

Так сказала Данло старая женщина по имени Рейна АН, сидя с ним у костра в центре деревни. Тут же сидели другие старейшины: ее первый муж Мато АН, Ки Лин Шанг со своими женами – Хон Су Шанг и Лаам Су – и седовласый, беззубый Чжин Чжоу Минь. В честь столь выдающегося события, как визит Данло, почти все племя оставило свои дневные труды и столпилось вокруг костра. При этом они старались не напирать слишком сильно, чтобы случайно не коснуться сйоими нагими телами Данло или странной черной шкатулки, которую он принес с собой. Данло не знал, что Рейна АН, когда он появился, разослала гонцов к старейшинам других племен. Вскоре те отправятся в недолгую дорогу через мокрый лес, чтобы встретиться с Данло и воздать ему почести – если, конечно, Рейна и другие не решат казнить его, как опасного гзи туги, способного нарушить их закон и тем навлечь на них гнев Бога.

– Ваш закон священен для вас? – Данло смотрел на Рейну, но свой вопрос обращал к компьютеру. Сайни говорили на варианте западно-китайского диалекта, незнакомом Данло.

Когда– то, изучая универсальный синтаксис, он выучил и древнекитайские иероглифы, но это мало помогало ему в понимании издаваемых

Рейной звуков, нежных и мелодичных, как тихий дождь. К счастью, Эде вполне успешно служил ему переводчиком. Если зрелище светящегося говорящего человечка ростом в фут и вызывало изумление старейшин, виду они не показывали. Даже когда Эде говорил с ними на правильном, хотя и несколько чопорном сайни, они только наклоняли головы набок и щурили глаза. Данло сразу догадался, что они никогда прежде не видели компьютера-образника -а скорее всего и Бога Эде, своего создателя и губителя, который никогда уже больше не тронет их.

– Ваш благословенный закон был дан вам… Богом?

– Разумеется, нет, – ответила Рейна, женщина умная и рассудительная, чьи мягкие карие глаза не упускали ничего.

Несмотря на сырость, туман и ненастное небо, она была нагая, как и все прочие сайни. Она сидела на новой медвежьей шкуре, выпрямив спину, и ее позвонки выступали под кожей, как лестничные перекладины. Огонь обдавал жаром ее высохшую старую грудь, моросящий дождь холодил спину, но Рейна не выказывала никаких признаков неудобства.

– Это мы даровали Ему наш закон.

Данло, выслушав перевод Эде, уточнил: – Богу?

– Владыке Вселенной. Подателю солнца и дождя. Нашему создателю и благодетелю. Он дал нам жизнь, и мы должны посвятить ему каждый миг этой жизни. Вот почему сайни никогда не должны нарушать Ясу, которую мы отдаем Ему с радостью матери, вручающей свою дочь мужу.

Данло не слышал особой радости в голосе Рейны – ему казалось, что она произносит заученную формулу.

– Наверно, ваша Яса очень сложна?

Эде перевел вопрос Данло, и Ки Лин Шанг ответил с грустной улыбкой:

– Напротив, очень проста – даже дети ее знают. – С этими словами старейшина подозвал к себе пузатого мальчугана, стоявшего у него за спиной, посадил испуганного малыша на колени и сказал: – Прочти нам Ясу, дитя.

Мальчик, внук Ки Лина, никак не старше четырех лет, сразу сообразил, что должен обращаться к святящемуся Эде, чтобы Данло его понял.

– Мы должны получать удовольствие от мира и от всего, что мы делаем; и все, что мы делаем, должно быть приятно Богу. – Мальчик помолчал, дав Эде время перевести его слова, и добавил застенчиво: – Да будут красивыми все наши мысли.

Ки Лин Шанг с гордой улыбкой приложил пальцы к вискам, а затем медленно и грациозно простер руки, как бы вручая кому-то свой дар, и произнес нараспев:

– Хай!

Священный слог подтверждения, сказанный дедом, приободрил мальчика, и он продолжил:

– Да будут красивыми все наши слова.

Старейшины, сидящие на медвежьих шкурах, словно по команде коснулись пальцами губ, простерли руки над черным лесным суглинком и сказали хором:

– Хай!

Все люди, стоящие вокруг, скрестили руки на груди, готовые присоединиться к обряду. Данло, сидящий напротив всевидящей Рейны, тоже скрестил руки и прижал пальцы к плечам. Когда-то он любил всяческие обряды не меньше, чем свежее мясо, и молитвенная поза сайни далась ему без труда.

Мальчик едва успел произнести следующие слова, а Данло уже простер руки к небу и прошептал:

– Да будут красивыми все наши дела. – Еще миг, и он вместе с тремя сотнями мужчин, женщин и детей провозгласил: – Хай!

Сайни закрыли глаза в знак безмолвного утверждения своего священного закона, а Рейна устремила на Данло долгий, странный, пронизывающий взгляд.

– Ты знал, – сказала она после паузы. – Ты произнес последний стих Ясы еще до того, как мальчик закончил.

Данло, которому вдруг стало неловко в своей мокрой шерсти, обвел глазами глядящих на него голых людей.