Реквием по Мечте

Селби Хьюберт

Сару подняли с постели очень рано и отвели в подвал, где усадили на скамейку и приказали ждать. И она ждала. Ждала. Она попросила еды, но ей сказали, что еще рано. Когда она попросила снова, ей сказали, что уже слишком поздно. В конце концов она дождалась своей очереди, но ей снова сказали ждать. Она села на свою деревянную скамью и уставилась в пустоту. Потом она перешла в другую очередь. И ждала. Ей отдали одежду. Она долго на нее смотрела. Ей сказали, чтобы она одевалась. Она смотрела. Тогда они напялили на нее что-то из одежды. Остальное она кое-как натянула сама. Потом ее подвели к другой скамье. Она ждала. Потом ее посадили в автобус, и, сев, она снова уставилась перед собой. Ее везли по улицам, где была целая жизнь знакомых запахов и звуков, но Сара смотрела перед собой.

Их вывели из автобуса и сверили имена со списком, а потом повели по серому, мокрому и холодному

тоннелю, переходящему в другие тоннели, и в конце концов они все пришли в отдаленное здание, и их заперли в помещении, переполненном другими шаркающими, сидящими, стоящими, кучкуюшимися, смотрящими в пустоту людьми. Сара тихо стояла и смотрела на серые стены.

Однажды к ней приехали Ада и Рея. Они сидели в углу комнаты для посетителей и смотрели, как к ним шаркающей походкой ковыляет Сара. Они знали, что это их Сара, но все же не узнавали ее. Она была измождена. Ее волосы безжизненно свисали на лицо. Глаза были затуманены и ничего не видели. Кожа была серой. Сара села рядом, и Ада начала доставать еду из большого пакета. Мы тут тебе принесли копченого лосося, и сливочного сыра, и рогаликов, и блинцов со сметаной, и пирожных, и пастрами, и печенку с ржаной подливой, горчицей и луком, и термос с горячим чаем… Как ты, куколка?

Сара смотрела перед собой, да, и попыталась улыбнуться, потом откусила большой кусок сэндвича и стала есть, громко чавкая. Из уголков рта у нее текла горчица. Ада сморгнула, а Рея аккуратно вытерла платком горчицу с лица Сары. Они смотрели на свою подругу, которую знали столько лет, и не могли поверить, что это она. Они просидели с ней целый бесконечный час, потом ушли, неохотно, хотя со вздохом облегчения. Они смотрели на серые стены и безжизненные деревья, сидя на остановке в ожидании автобуса, и слезы текли по их щекам. Потом они обнялись.

Гарри и Тайрон смотрели на дорогу. Их страх и недобрые предчувствия усиливались с каждой милей. Гарри согнулся, будто зародыш, едва находя в себе силы дышать из-за боли и паники. Чем ближе они были к Майами, тем глубже становилась пропасть между ними и их домом. У них все еще оставалось немало героина и стимуляторов, однако их страх был настолько сильным, что стал почти материальной субстанцией, заполнившей салон машины. Гарри закрывал глаза и старался забыть обо всем, кроме новых связей, ожидавших их в Майами, но как только он видел свою руку, ярко-красную, с зеленым, и слышал звук отпиливающей ее пилы, тут же подпрыгивал на своем месте и, схватив руку, раскачивался в кресле вперед и назад. Старик, я не могу позволить отрезать ее. Надо достать какой-нибудь пенициллин или что-то типа этого для этой долбаной руки.

Они припарковали машину на углу маленькой больницы и зашли в первый же кабинет, попавшийся им на пути. В комнате ожидания сидели несколько человек, и Тайрон подошел к медсестре сказать ей о том, что случилось с рукой Гарри. Вам назначено? Нет, – покачал головой Тайрон, – но это срочно. Поезжайте тогда в госпиталь. Я не знаю, где госпиталь, и он… К ним подошел Гарри: у меня серьезное заражение, и я боюсь потерять руку. Может, меня посмотрит доктор? Пожалуйста. Гарри показал ей руку, и она посмотрела на нее, потом на них. Присаживайтесь. Через несколько минут она вернулась и, открыв дверь кабинета, позвала Гарри: сюда.

Гарри ходил по кабинету, придерживая руку, периодически пытаясь посидеть, но не в силах просидеть спокойно больше минуты. Наконец пришел доктор и с минуту рассматривал Гарри: в чем проблема? Моя рука гниет заживо, смотрите. Доктор грубо схватил его за руку, заставив Гарри вскрикнуть от боли, посмотрел на нее, потом бросил. Сейчас вернусь. Доктор вышел и пошел в свой кабинет, закрыл дверь и набрал номер полицейского участка. Здравствуйте, это доктор Уолтэм из больницы на Рассел-стрит. У меня здесь молодой человек, и я думаю, вам стоит приехать и посмотреть на него. У него заражена рука, и похоже, он заразил ее через иглу, и его зрачки расширены. Думаю, он наркоман. Он говорит как чертов нью-йоркский бомж, и он вместе с ниггером. Доктор повесил трубку и, вызвав сестру, сказал ей,что через пару минут здесь будет полиция, так что присматривай за этим нью-йоркским ниггером. Доктор подождал еще немного, прежде чем вернуться к Гарри. Он снова грубо схватил его за руку, вывернув ее. Гарри едва не захлебнулся от боли, еле удержавшись на ногах. Нужно время, чтобы почистить ее. Меня ждет еще один пациент, сначала я закончу с ним, а потом займусь вами. Он вышел прежде, чем Гарри успел сказать хотя бы слово. Тайрон пытался разглядывать журнал, хотя ему очень хотелось вскочить и убежать отсюда подальше. Что-то было не так, хотя он и не мог

сказать, что именно. Время от времени краем глаза он поглядывал на медсестру, и каждый раз она рассматривала его с таким видом, будто он убил ее маму или что-то в этом роде. От этого ему становилось не по себе. Он снова смотрел в журнал, отворачиваясь, чтобы не видеть ее, и просто смотрел на картинки, пытаясь читать, желая при этом, чтобы он был сейчас у себя в районе, и плевать на панику и холод. Здесь становилось жарковато, и ему это определенно не нравилось. Ему стало интересно, что там с Гарри. Он чувствовал, что, переступив порог того кабинета, Гарри пересек какую-то границу. Ему очень не нравилось то, что он чувствовал, и то, как эта сука смотрела на него. Черт, лучше бы он не вылезал из Нью-Йорка. Да он был бы счастлив поваляться в снежке, если бы он сейчас мог попасть туда. И какого черта он здесь делает? Чиерт, да ему вообще этот сраный Юг на хер не сдался. Бля, скорее бы Гарри почистил руку, чтобы они могли свалить отсюда побыстрее обратно. И тут внезапно он почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит, и все внутри него оборвалось. Еще до того, как он повернул голову, он уже знал, что это полиция. Что ты здесь делаешь, мальчик! Тайрон медленно повернул голову и поднял глаза на легавого.

Его напарник зашел в кабинет, где дожидался врача Гарри. Услышав шаги и звук открывающейся двери, Гарри почувствовал облегчение, и он почти улыбнулся, а потом, когда дверь открылась полностью, он увидел, что за ней стоит легавый и смотрит на него. Когда легавый шагнул в кабинет, Гарри обмер. Ты откуда? Гарри заморгал, его голова невольно задрожала. А? Эээ. Что???? Да что с тобой? Говорить не можешь, что ли? И, схватив Гарри за подбородок, он с минуту смотрел ему в глаза, потом оттолкнул его. Я спрашиваю, ты откуда здесь взялся? Бронкс… а, Нью-Йорк. «Ню-Йак», говоришь? Он ткнул Гарри пальцем в грудь, толкнув его на стол. Хочешь, я тебе кое-что скажу? Мы не любим, когда в наших краях ошиваются всякие нью-йоркские наркоши. Особенно если они белые нигге-ры. Гарри попытался что-то сказать, но полицейский сильно ударил его по лицу ладонью, сбивая на пол. Гарри упал на больную руку. Он схватился за нее, застонав от боли, отчаянно пытаясь отдышаться и удержать слезы. Я не хочу слышать от тебя ни одного слова, дырка для ниггеров.

Легавый схватил Гарри за больную руку и потащил его, почти теряющего сознание от боли, к машине. Застегнув на нем наручники, его затолкали внутрь. Тайрон уже сидел там со скованными за спиной руками.

Когда их привезли в участок, Гарри спросил дежурного офицера, можно ли ему пойти к врачу. Тот расхохотался: может, тебе еще кофе в постель? Мне нужно срочно подлечить руку, начальник. У тебя будет уйма времени, малыш. К тому же она вряд ли понадобится тебе в ближайшее время. Скорее всего, врач придет в понедельник. Если будет в настроении, может, и посмотрит твою руку.

Тайрон сидел в углу камеры, глядел на расхаживающего по камере Гарри и думал о том старом наркомане в каталажке, который варил раствор из наплечных подкладок. У них с собой ничего не было. Наедине с Зависимостью. Миллион лет до дома. Что он здесь делает? А все этот чертов Гарри со своими мудацкими идеями. Поехали, мол, за новыми связями. Поехали в Майами! Замутим нормального дерьма и отсидимся до весны. Даже если им дадут возможность позвонить, то кому звонить-то? Мудак этот Гарри! Из-за него торчу тут в каком-то сраном городишке. Бля! Он смотрел, как Гарри пытается сесть, баюкая больную руку. На полу валялась пара алкашей. Параша в углу была засрана и заблевана и воняла ужасно. Бля! Пятница. До понедельника о них никто не вспомнит. Да мы тут сдохнем за выходные. Тайрон повесил голову, обхватив ее руками. Что происходит, чувак? Что за херня?

Гарри раскачивался от боли вперед-назад. С момента их последнего укола прошло часа два. Если бы он знал, что это будет последний укол, то заварил бы сразу два чека да убился бы в слюни. Если бы только у него была хоть ватка. А-ааа! Его тело было на пределе сил от двадцатичасовой бессонницы, а также от комбинации стимуляторов и героина и от дикой боли в руке. Теперь, когда он знал, что ему не достать больше героина, ломка началась еще быстрее, чем обычно. Он смотрел на серые стены, пока глаза не начали закрываться и тут же снова широко открылись, поскольку кошмары начались еще до того, как он уснул. Голова горела. Язык прилип к нёбу. Он попытался встать и пройтись по камере, но в голове был туман, а колени подгибались. Он прислонился к стене камеры, медленно сполз по ней на пол и сел, опустив голову между колен, раскачиваясь, глаза его горели, закрывались и снова открывались, закрывались и открывались, его гангренозная рука раскачивалась перед ним словно маятник.