Реквием по солнцу
Шрифт:
Судно, в носовой части которого построили маленький храм, явно было очень большим. Палубу разобрали, оставив лишь корпус — он и играл роль стен. Сенешаль сразу понял, что при строительстве судна использовали не обычное дерево, потому что его не тронули ни время, ни море.
В центре храма на песке лежала гладкая обсидиановая плита, сиявшая собственным светом сквозь лужицы воды, оставшиеся после отлива на ее поверхности и теперь раздуваемые порывами ветра. С двух сторон в плиту были вделаны два металлических замка, сейчас открытых. На них не было ни единого следа ржавчины.
Поверхность камня когда-то была покрыта рунами, но упрямая рука океана постепенно
На передней части плиты имелась табличка с выступающими рунами, теми же, что и на медной двери базилики.
Как и замки на плите, табличка нисколько не пострадала от времени и воды.
Сенешаль присел на корточки и принялся с интересом изучать табличку. Надпись была сделана на древнем языке, который он почти забыл, и содержала множество незнакомых ему букв. Но ему удалось разобрать одно слово, начертанное крупнее остальных, к тому же встречавшееся не единожды, и он радостно заулыбался, прочитав знакомое имя во второй, а потом и в третий раз, — и вдруг, откинув голову назад, громко расхохотался.
«Маквит» — гласила табличка на каменной плите.
Жуткий смех сенешаля смешался с дикими воплями морского ветра и пронзительными голосами чаек. Сенешаль с трудом сдерживал радость.
И облегчение.
Маквит стал его проклятьем в старом мире, он был единственным человеком, которого сенешаль боялся. Боялся и сам знал об этом.
Глядя на могильный камень с именем своего заклятого врага, сенешаль испытал такое чувство освобождения и злорадства, что, не в силах справиться с рвущимся наружу восторгом, выразил его единственным доступным своей мерзкой натуре способом: быстро развязал штаны и, громко хохоча, помочился на камень.
— Я дожил до светлого часа и увидел твою могилу, — воскликнул он, приведя себя в порядок. — Прими в качестве благословения мой скромный дар — святую воду. Надеюсь, твои гниющие в песке кости его примут и оценят. Впрочем, ты и сам уже наверняка превратился в песок у меня под ногами.
Он быстро оглядел храм и, не увидев больше ничего интересного, прошел по песку на берег, где его ждали солдаты. Здесь он вытащил Тайстериск, и его меч, сияя от возбуждения, легко выскользнул из ножен, время от времени вспыхивая собственным огнем в порывах ветра.
— Цельтесь зажженными стрелами в щели между черепицей на крышах, — приказал он солдатам. — Как только они загорятся, дальше мое дело.
Солдаты молча кивали. Из луков и арбалетов полетели стрелы и, словно дождь, обрушились на крыши дома священника и соседние строения.
Сенешаль поднял Тайстериск над головой, и ветер пустился в дикую пляску, пытаясь увлечь за собой все и вся.
Крошечные искры огня, коснувшиеся крыш, превратились в ревущее пламя.
Сенешаль снова взмахнул мечом, и огонь охватил остальные здания, превратив их в оранжево-красные погребальные костры.
Под пронзительные крики горящих заживо людей сенешаль и его люди двинулись вдоль берега на север, в поисках других мест, где могла прятаться Рапсодия.
Это почти становилось оправданием для поджогов, вместо того чтобы быть наоборот.
Стекольная мастерская, Котелок, Илорк
— КАК ВЫГЛЯДИТ плавка, Шейн?
Кандеррец заглянул через окошко в огромную печь.
— Раскалена докрасна, — с важным видом заявил он. Мастер по цветным витражам даже не улыбнулась.
— Какой цвет, тусклый или яркий?
Шейн снова заглянул в окошко и пожал плечами:
— Трудно
— Мне казалось, ты должен понимать, что значит «тусклый», Шейн, — недовольно проговорила она. — Песочник, поддай жару. Я хочу, чтобы она по цвету напоминала кровь, бьющую из вырванного сердца.
— Леди! — в деланном испуге запротестовал Шейн. — Какое отвратительное сравнение! Должен заметить, что такого цвета мне видеть не приходилось. Честное слово.
Омет молча прикрыл от жара лицо и чуть пошире распахнул заслонку. Он знал совершенно точно, что Эстен отлично знакома с цветом, о котором говорит.
Все пробные фритты, кроме последней, фиолетовой, были уже отлиты и остывали на полках, дожидаясь момента, когда их можно будет сравнить со старыми образцами. Омет вернулся к своей работе, изо всех сил пытаясь справиться со страхом, вцепившимся в него мертвой хваткой. Он видел, что внешне цвета получились именно такими, как нужно. Если забыть обо всем остальном, Эстен была отличным мастером, настоящим специалистом по работе со стеклом. Поговаривали, что ее отец, родившийся в Яриме, в молодости много путешествовал с племенем панджери и в детстве научил ее секретам стеклодувов-кочевников. Правда, это не помешало благодарной дочери прикончить его, чтобы забрать все семейные деньги и начать свое дело. К тому времени когда Эстен возглавила Гильдию Ворона, она успела поучиться в самых лучших школах и у самых опытных мастеров гильдии и прославилась своими работами далеко за пределами Ярим-Паара. А потом она открыла мастерскую по изготовлению изразцов, где давала выход своей творческой энергии, а также прятала концы других, менее благовидных дел.
Руки Омета, переворачивающего остывающие фритты, слегка дрожали. Как только будет получен правильный цвет, на пробной пластине проступит руна. Омет не имел ни малейшего представления о том, что она будет означать, но само ее наличие подтвердит правильность найденой формулы цвета. И тогда Эстен начнет отливать огромные листы, которые затем разрежут на небольшие фрагменты и украсят ими потолок башни.
К чему это приведет, Омет не знал.
Хотя король фирболгов почти ничего не говорил о проекте, так его занимавшем, Омет довольно много времени проводил, изучая чертежи, и давно понял, что эта башня не просто произведение архитектурного искусства. Цветное стекло являлось последней деталью, которая должна была превратить ее в какой-то могущественный инструмент, иначе с какой стати король Акмед стал бы тратить на нее столько времени и сил? Омет не слишком жаловал магию, в особенности когда не знал, к чему приведет ее использование, но, когда король был в Илорке, это не имело особого значения. Омет не сомневался, что лично ему строительство Светолова ничем не угрожает. А остальное — дело короля.
Теперь же ситуация изменилась: Акмед уехал, а мастерской заправляет безжалостная убийца.
Неожиданно черные глаза остановились на нем и заглянули ему прямо в душу.
От неожиданности Омет подскочил на месте.
В глазах Эстен появилось напряженное выражение.
— Где ты научился так переворачивать образцы, Песочник?
Омет постарался скрыть дрожь, начавшуюся в кончиках пальцев и быстро охватившую все тело.
— У Шейна, — ответил он.
Ложь, конечно, но так безопаснее. Не признаваться же, что его обучали ее собственные мастера, когда он был учеником на фабрике изразцов в Яриме.