Реквием по солнцу
Шрифт:
Майкл отступил назад и уставился на нее, неправильно истолковав ее намерения. Взяв ее лицо руками, он прижался к ней всем своим скелетоподобным телом, но жесткие мускулы показались Рапсодии мертвыми.
— Попробуй меня укусить, и ты лишишься всех своих зубов, — спокойно проговорил он и провел руками по ее золотым волосам, сбросив на землю ленту, которой они были перевязаны. — Если учесть, как я намерен использовать твой рот, зубы мне ни к чему.
И он просунул язык ей в рот, перекрыв ей дыхание.
Рапсодия попыталась отделить свой
Рапсодию еще продолжало тошнить, когда он подошел к ней и ударил по лицу с такой силой, что она упала на спину.
— Шлюха! — заорал он хриплым от интонаций демона голосом. — Жалкая, похотливая шлюха! Не сомневаюсь, что ты терпела все ласки своего мужа, а я, значит, вызываю у тебя отвращение?
Он наклонился, чтобы поднять ее на ноги, но его вновь позвал Фергус:
— Милорд! Нас могут заметить! Я очень прошу вас вернуться на берег и сесть на корабль. Там, в каюте, у вас будет возможность делать с ней все, что угодно, и она никуда не сможет сбежать. Кроме того, нас ждет Фарон.
Сенешаль посмотрел на лежащую на земле Рапсодию — из носа у нее шла кровь. Он схватил ее за волосы и рывком поставил на ноги.
— Приведи мою лошадь, — приказал он одному из оставшихся в живых солдат, безуспешно пытавшемуся перевязать раны своего товарища с рассеченными ногами. Солдат встал, беспомощно посмотрел на несчастного, корчившегося от боли, и побежал к дереву, возле которого были привязаны лошади.
Из-за спины сенешаля послышался слабый голос Кайюса:
— Милорд, мы должны вернуться к месту первой схватки и забрать Кломина. Он серьезно ранен, ему очень плохо, я это чувствую.
Он провел рукой по своему посеревшему лицу. Сенешаль повернулся и бросил на него сердитый взгляд.
— Ты ослеп? — прорычал он, показывая на стремительно распространяющийся лесной пожар. — Он уже давно обратился в пепел.
Кайюс посмотрел на ослепительную стену ревущего огня.
— Нет, ваша честь, он жив, хотя сил у него почти не осталось. Он мой близнец, господин, я чувствую то, что ощущает он. Пожалуйста, я знаю, что он жив. Мы должны за ним вернуться.
Майкл, устами которого сейчас говорил демон, посмотрел на арбалетчика.
— Очень хорошо, Кайюс, — ядовито промолвил он. — Я не возражаю, отправляйся за ним.
Он поудобнее перехватил волосы Рапсодии и потащил ее к лошади, которую привел солдат. Схватив ее за воротник рубашки и пояс, он поднял женщину и перекинул через седло.
— Но, милорд, вы ведь откроете мне проход в огне, как делали раньше? — запинаясь, спросил Кайюс.
Майкл обернулся и пристально посмотрел на трясущегося от волнения арбалетчика.
— Конечно, Кайюс, — благосклонно ответил он. — Вот, прошу.
Он
— Благодарю вас, милорд, — пробормотал он и побежал к проходу.
Как только арбалетчик вошел в огонь, сенешаль вновь небрежно взмахнул рукой, и проход исчез.
Охваченный пламенем Кайюс закричал, но его крик растворился в реве огня и треске горящих деревьев.
Он повернулся и побежал обратно, к своим товарищам, которые помогли ему сбить пламя.
— В следующий раз, когда ты усомнишься в необходимости выполнять мои приказы, Кайюс, я подожду, пока ты отойдешь подальше, — самодовольно заявил сенешаль. — И тогда твой пепел будет летать над землей, как сейчас уже происходит с пеплом твоего брата.
Он вскочил на лошадь позади неподвижного тела Рапсодии и перевернул ее на спину. Глаза Рапсодии бессмысленно смотрели вверх, дышала она часто и неглубоко, однако, как отметил Майкл, ее сердце продолжало уверенно биться. Он задрал ее рубашку и сначала коснулся нежной кожи ее груди, о которой мечтал столько столетий, а затем начал шарить голодными руками по всему ее телу.
Голова Рапсодии бессильно опустилась.
«Я должна защищать живот, тянуть время и ждать подходящего момента».
Она отчаянно старалась не потерять сознание, пока маленький отряд скакал на запад, к морю.
И проиграла эту битву.
АНБОРН медленно приходил в себя. Он лежал на лесной поляне, вокруг тихо потрескивали обгоревшие стволы деревьев, кустарник и вовсе превратился в пепел — пожар продолжал бушевать.
Все вокруг было охвачено пламенем.
Генерал застонал и поднял голову, чтобы осмотреться, но тут же уронил ее — даже на это у него не было сил. Земля под ним раскалилась, и он едва терпел ее жар.
Несколько мгновений Анборн раздумывал, не закрыть ли ему глаза, чтобы позволить огню сделать свое дело. Он превратится в пепел, раздуваемый ветром, и тогда его унесет к морю, развеет по всему огромному миру, и он растворится в бесконечных потоках воздуха вместе с другими Кузенами.
Однако эта мысль заставила генерала вспомнить последние слова Рапсодии:
«Живи, живи ради меня, Анборн. Расскажи Эши о том, что здесь произошло. Передай детям и моим друзьям болгам, что я их люблю. И помни, я люблю тебя».
Были ли эти слова могучей магией Дающей Имя, или приказом суверена, которому он присягнул на верность, или зовом Кузена, или последней просьбой женщины, чью любовь и дружбу он так ценил, но в них содержалась сила, передавшаяся Анборну, и он смог вновь поднять голову и стряхнуть чары столь желанного и манящего бесконечного сна.
Когда перед глазами у него прояснилось, Анборн обнаружил, что пожар успел сильно распространиться. Все деревья вокруг горели, и огонь набирал силу, двигаясь в сторону реки Тарафель.