Реквием по тонтон-макутам
Шрифт:
Золотистые глаза Малко следили за лицом метиски.
– Думаете ли вы, что ситуация станет такой, как раньше?
В ее взгляде блеснул быстро погасший огонек, затем она покачала головой:
– Не следует предаваться иллюзиям. В стране прочно утвердился дювальеризм... А чудес не бывает.
– Речь идет не о чудесах, – сказал Малко.
Нужно было приступить к делу. Он начал спокойно объяснять ей цель своего пребывания на Гаити. И ту роль, которую она призвана сыграть. Вначале Симона Энш с удивлением слушала его. Затем показалось, что ее глаза ожили... Наконец,
– Я так бы хотела верить, что это возможно! Все, что до сих пор предпринималось против Дювалье, противоречило здравому смыслу... Они бомбардировали президентский дворец с самолетов Б-25. Но так были уверены в удаче, что не заправились горючим на обратный путь! Они были вынуждены приземлиться в Порт-о-Пренсе, где их взяли в плен. Папа Док сам пытал их в подвалах своего дворца. Никто не видел их трупов.
Надежда в глазах сменилась отчаянием.
– Будьте осторожны. Тюрьма Форт-Диманш полна людьми, которые надеялись сбросить Дювалье...
Малко был в смятении. Прежде чем продолжать, нужно было лучше узнать Симону Энш, понять, можно ли ей действительно доверять. Внушить ей доверие. А у него было немного времени. Надо было достичь цели, пока дювальеристы не поймут, зачем он приехал на Гаити.
– Я бы хотел пригласить вас пропустить где-нибудь стаканчик, – продолжал он. – Есть ли где-нибудь подходящее местечко?
Симона Энш заколебалась:
– Может быть, не совсем благоразумно показываться нам вместе.
Она на секунду замолчала и затем печально улыбнулась:
– Хотя, если видели, как вы приехали сюда... Все соседи шпионят без устали. Макуты всюду суют свой нос. Никогда не следует ничего говорить в общественном месте. Мы могли бы пойти в «Се си бон». Это дансинг, где бывает не слишком много макутов.
– Согласен на «Се си бон».
Под ритм меринги «Папа Док на всю жизнь» три пары дергались на крошечной танцплощадке. Высокая негритянка с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, яростно работала бедрами к вящему удовольствию оркестра.
Малко и Симона Энш присели за столик у входа. Снаружи «Се си бон» напоминал заурядную виллу. Танцплощадка была на втором этаже. Она была полностью погружена во мрак. Здесь танцевали, ели, пили. В маленьком темном зале одна парочка стоя занималась любовью. Оркестр играл меренгу за меренгой. Одна и та же музыка, одновременно нежная и ритмическая.
– Потанцуем? – предложил Малко.
Было так темно, что он с трудом различал черты Симоны Энш. Со своим крепким телом, затянутым в короткое платье, волосами, поднятыми шиньоном, легким запахом духов, она была крайне аппетитной.
Она грациозно покачивалась, не касаясь Малко. Внезапно она прижалась к нему. Он даже не успел обрадоваться. Испуганным голосом она прошептала ему на ухо:
– Посмотрите.
За стол садились пять негров.
– Это макуты.
Рука Симоны сжала руку Малко.
Большая
– Вы будете разочарованы, – прошептала она.
– Разочарован?
Она безрадостно усмехнулась.
– Да. Мужчины меня не интересуют. Но я надеюсь, что смогу найти вам девушку. Я понимаю, вы ведь мужчина.
Устав, оркестр кончил играть, и они вернулись за столик. Макуты молча пили пиво «Хейнекен». Малко почувствовал, что его спутница снова напряглась. Он нежно погладил ей руку.
– Я ничего не могу поделать, – тихо сказала она. – Я видела слишком много ужасов. Иногда люди исчезают, и ты никогда больше не слышишь о них. Или макуты забивают их до смерти в Форт-Диманше.
Они долго молчали.
– Вернемся домой, – неожиданно сказала Симона Энш.
Выходя; Малко показалось, что пять макутов провожают их взглядом. Снаружи было темно, хоть глаза выколи. Малко с трудом нашел «мазду». Опершись на подголовник, Симона, казалось, спала, не обращая внимания на то, что у нее задралось платье.
Он затормозил. Симона Энш вздрогнула: пока они добирались до «Ла Буль», она не произнесла ни слова.
– Я мечтала, – извиняющимся тоном сказала она. Она повернула к нему голову. Несколько секунд они так сидели. Затем Малко, повинуясь внезапно возникшему порыву, обнял ее за плечи, привлек к себе и прильнул к губам молодой женщины. Та не сопротивлялась. Он хотел языком раздвинуть ее сжатые зубы. На долю секунды ему это удалось, но затем она закрыла рот, не отталкивая его от себя. Инстинктивно он положил руку ей на ногу. Она сразу же отпрянула от него, как будто ее кто-то укусил.
Он снова захотел поцеловать ее, но на этот раз Симона сразу же отодвинулась. Малко не настаивал.
– Кто же этот человек, который должен сбросить дювальеристов? – внезапно спросила она.
Малко колебался. Трудно не ответить на такой прямой вопрос. Если молодая гаитянка догадается, что он не доверяет ей, это может повредить их сотрудничеству.
– Это Габриель Жакмель.
Лицо Симоны сразу же изменилось. Как будто ее ударили кулаком. Ее губы задрожали. Несколько секунд она молчала, затем разразилась неожиданными рыданиями. И резко открыла дверь.
– Уходите, – сдавленным голосом сказала она, – уходите и не возвращайтесь никогда.
Рыдание скомкало конец фразы. Одним прыжком она выскочила из «мазды», ударившись головой. Малко тоже вышел из машины, но она уже бежала по внешней лестнице виллы. Когда он добрался до двери, она была уже заперта. Он постучал.
Никакого ответа. Он не мог ничего понять. Рекс Стоун говорил ему о «столкновениях», но никак не о ненависти между Жакмелем и Симоной Энш.
Внезапно дверь резко открылась. Симона навела на Малко автоматический пистолет со взведенным курком. Ее лицо было в слезах, но глаза сверкали ненавистью.