Реквием по вернувшимся
Шрифт:
– Какой же я «котик»? – возмутился Андрей, всеми силами пытаясь не дать лицу расплыться в радостную улыбку. – Я тигр, огромный и злой!
– Тигр? Настоящий? С зубами и когтями?
– Конечно настоящий. Вот с такенными когтями.
– С такенными? – недоверчиво прищурилась Белка. – Ну иди сюда, тигр, проверим твой самый большой коготь.
И отбросила одеяло завораживающе-грациозным движением.
Она и не думала одеваться. Сидела, по-турецки поджав ноги, в том, в чём заснула вчера поздно вечером. Вернее, ни в чём, совершенным голышом. Андрей ощутил, как его «самый большой коготь» и впрямь становится большим и твёрдым. На ходу стягивая мокрые плавки, нырнул в пьянящую, горячую и нежную бесконечность…
Любимая
Лесовской писал в жанре космореализма, и Белка была его личным косморазведчиком, его консультантом. Когда-то работа познакомила их, теперь Лена помогала ему в работе. Если бы его спросили – случись что, кого ты выберешь, свою женщину или свою работу? – он бы растерялся. Какому идиоту стукнет в голову идея подобного выбора? Нонсенс!
По жизни так сложилось, что большую часть времени Андрей всецело принадлежал книгам. И было логично и справедливо, что два месяца Белкиного отпуска он будет принадлежать всецело ей. Однако не получалось. И дело не в договоре с издательством с чётко прописанными сроками, не в кислой мине на лице редактора Феди Саблина, хорошего парня, хоть и немного занудного. И уж точно не в авансе, который следует отработать, – отработает, куда он денется! Просто начинало что-то свербеть внутри. Сначала потихоньку, едва ощутимо, затем сильнее и сильнее. Затем почти физически чесались руки. И казалось, сдохнешь от этой чесотки, если немедленно не сядешь за комп, не выплеснешь на чистый лист накопившиеся внутри образы и сцены. Так было и в прошлый раз, и даже в позапрошлый – в их первый совместный отпуск. Тогда зудеть начало через месяц. В этом году Андрея хватило на две недели.
Приступ «графоманской чесотки» скрутил его вечером, после ужина, когда они смотрели что-то там по ти-ви. Андрей давно потерял сюжетную нить глуповатой комедии. Весь прайм-тайм телевизионных каналов заполняли подобные комедии, не менее тупые игры и шоу. Человечество развлекалось. Человечество отдыхало от обыденности, вроде бы сытой и благоустроенной, но вместе с тем тревожной, заполненной неуверенностью в завтрашнем дне. Человечество не желало больше подстёгивать себя искусственными адреналиновыми инъекциями боевиков и триллеров. Человечество устало от насилия. Наелось этого добра досыта, до отвала.
Получившийся каламбур Андрею понравился. Именно до отвала – как раз этим человечество и готовилось заняться. Отвалить со старенькой загаженной матушки-Земли. Захотелось немедленно записать, развить мысль…
Комнату заполнил заразительно-весёлый хохот – подсказка, что в фильме прозвучала очередная шутка юмора. Белка тоже хихикнула. Андрей же, воровато косясь на жену, спрятал руки за спину и принялся остервенело чесать. Не помогало. Графоманский зуд чесанием не лечится.
– Лен, ты смотри, а я пока попробую поработать, – начал он осторожно.
Белка оторвала взгляд от экрана.
– Бросаешь меня?
– Как же я могу свою Белочку бросить? Я тут рядышком буду.
– Ну вот, ты опять за работу, значит, я тебе надоела, – она надула губы, то ли и правда обижаясь, то ли готовясь подразнить Андрея.
– Да я самую малость. Попробую,
– Знаю я эту «малость». Усядешься, и полночи тебя от клавиатуры не оторвать. А мне что делать прикажешь?
– Отдыхать, смотреть ти-ви, отсыпаться. У тебя же восемь месяцев выходных не было.
– Не преувеличивай. Что мы, в экспедиции круглые сутки только и делаем, что работаем? К тому же за две недели в карантине отоспалась – выше крыши. Вот уж где точно, нечем больше заняться, только спать и ти-ви. А здесь у меня муж есть. Так что не отпущу я тебя работать, и не надейся. Не хочешь со мной фильм смотреть, не нужно, – она щёлкнула пультом, заставив погаснуть экран на стене и оборваться новую порцию хохота. – Придумывай, чем займёмся. Гулять пойдём? К озеру?
Андрей обречённо вздохнул. Вечерний моцион, в отличие от утреннего, он недолюбливал, ибо был тот чреват комариной экзекуцией. Где эти зловредные зудящие твари прятались днём, неизвестно, но стоило солнышку опуститься к горизонту, как они выбирались из укрытий. Внутрь домика доступ им был заказан, но на берегу они чувствовали себя хозяевами. Никакие репелленты не спасали! Самое странное, Лену комарики не трогали («А у меня кожа как у слона толстая, они зубики поломают»), зато на Андрее отыгрывались сполна.
– Нет, гулять не хочу, – покачал он головой. – Ты же знаешь, там комары…
– Знаю-знаю, съедят тебя сладенького, – энергично закивала Белка. Ясно, что не воспринимала она комариную угрозу всерьёз. – Всю кровушку высосут, вампиры проклятые.
– Не смешно. Давай лучше… ты мне о Горгоне расскажешь.
– Чего? – осеклась Белка. – В каком смысле?
– В прямом. Расскажи мне об экспедиции на Горгону. Почему вы её так назвали? Какая она?
– Отчёт возьми да почитай, если интересно.
– То отчёт, а то рассказ очевидца. Совсем разные вещи.
– Ну, если хочешь… – неуверенно пожала плечами Белка, – тогда слушай. Название для планеты придумала Медведева…
– Да? А я слышал, что привилегия давать названия новым планетам принадлежит командиру.
– Во-первых, не перебивай! А во-вторых – ты же знаешь Медведеву. Что она сказала, то Круминь и сделает. Вот и с названием так же: она придумала, а командир официально утвердил.
– Странное имя для планеты. Горгона Медуза – это чудовище из древнегреческой мифологии. Тот, кто имел несчастье встретиться с ней взглядом, превращался в камень.
– В мифологиях я не разбираюсь, – хмыкнула Елена. – По мне название, как название, ничем не хуже Карбона там, или Сакуры. В любом случае, никто из нас в камень не превратился, все благополучно вернулись на Землю. А планета сама по себе – так, ничего особенного. Чтобы тебе понятно было – что-то среднее между Землёй, Марсом и Венерой.
Понятней Андрею от этого сравнения не стало, но перебивать Белку ещё раз он не решился. Сама объяснит всё, что посчитает нужным.
– Размерами Горгона, как говорится, не вышла, а уж атмосфера, – и вовсе не чета земной. Давление – шестьдесят килопаскалей на условно нулевой отметке, температура на экваторе за четыреста тридцать по Кельвину зашкаливает. Терморегулировка скафандров еле спасала, хорошо хоть гравитация маленькая, ноль пять земной всего. На полюсах комфортней: триста двадцать – триста тридцать в среднем. Так что там и реки текут, и маленькие моря есть, правда, частично пересыхающие. Поверхность планеты – в основном базальтовые плато. Круминь всё время затылок чесал, – Лена засмеялась, представив эту сцену. – Как так, говорит, два миллиона лет назад тут кипело всё, а сейчас – тишь да гладь? Мы ни одного действующего вулкана не нашли, ни одного активного процесса в земной коре не зарегистрировали. Как будто весь рельеф – горы, плато – сформировался сразу, в один присест, к тому же за очень короткое время. Только в полярных областях сохранились древние щиты. И ещё одна странность: планетная кора слишком тонкая получается, судя по нашим измерениям. В районе экваториального плато три-четыре километра до границы Мохо[1]. Круминь первое время ходил так, будто боялся, что провалится…