Реквием Сальери
Шрифт:
– А как же Инга? Мы не можем сейчас терять время на то, чтобы выяснять, какие комбинации проворачивает ее муж. Нам нужно ее найти. Ты же понимаешь, в каком она состоянии. Инге, а не Альберту прежде всего нужна наша помощь. Тут каждая минута дорога, а с Мартиросяном… – Полина сердито тряхнула головой.
– А Мартиросяном ты вообще не хочешь заниматься, – рассмеявшись, закончил за нее Виктор. – Давай я все-таки налью тебе кофе.
Он поднялся и опять раздражающе долго стал возиться с кофеваркой. Полина до конца и сама не могла понять, почему сегодня так злится на Виктора. Всё – и его забота, и медлительные движения, и спокойный, размеренный тон – ее просто выводило из себя. И вообще, с какой
– Видишь ли, Поленька, – опять покровительственным тоном начал он, – мы не сможем найти Ингу, пока не узнаем всю историю с самого начала. А начинается эта история в Синих Горах…
– Ну, если на то пошло, история началась еще в Светлом. Мартиросян сделал свое великое открытие, – «великое открытие» она произнесла насмешливо, зло и прямо-таки передернулась от отвращения, – именно в Светлом. Из-за этого его и стали преследовать какие-то люди. Во всяком случае, так считает Инга. Так что, если уж куда и лететь, так это сначала в Светлый.
– И что я там смогу выяснить? Мы ведь даже не знаем, где работал Мартиросян. Не могу же я обходить все научно-исследовательские институты и прочие подобные учреждения. И об Инге мы тоже ничего пока не знаем. На данный момент все, что я смогу сделать, – это пробить их домашний адрес в паспортном столе. Но что это даст?
– Много чего, – сердито возразила Полина. – Неизвестно, жили они в квартире вдвоем или с родителями. С соседями, в конце концов, можно поговорить. И потом, когда ты хочешь что-то узнать, действительно хочешь, изыскиваешь способы. Есть еще такая вещь, как страховой полис. По пенсионному фонду можно пробить. Конечно, если есть желание.
– Но… – начал Виктор.
Полина его перебила:
– Просто тебе втемяшилось в голову лететь в Нальчик, вот ты и отмазываешься по-всякому. – Полина в раздражении резко отодвинула от себя чашку – горячий кофе выплеснулся на стол и попал ей на руку. Это окончательно вывело Полину из себя. – Какого черта ты его тут поставил? – закричала она на Виктора, уже совершенно не сдерживаясь. – Сказала же, что не хочу я никакого кофе!
– Ладно, не кипятись, – спокойно сказал Виктор, убрал чашку, вытер губкой лужицу. Как же ее бесило сегодня это его спокойствие! – Согласен, мне втемяшилось лететь в Нальчик. Но ведь и тебе втемяшилось, чтобы я туда не летел. Не понимаю почему.
Полина ничего не ответила. Долго, нахмурившись, сидела молча. Ей было стыдно, что она накричала на Виктора, и в то же время раздражение никак не проходило. И было еще какое-то чувство, которое она не могла понять.
– Я, пожалуй, пойду, – все тем же спокойным, ровным голосом проговорил Виктор, но было ясно, что он обиделся. – Самолет вылетает через два часа. До аэропорта пилить и пилить. Лучше выйти заранее.
Она вновь ничего не ответила. Виктор тоже замолчал. Молча оделся, подхватил свою дорожную сумку, быстро поцеловал Полину в макушку и ушел.
Полина вернулась на кухню. Налила себе кофе, села на место Виктора. И тут наконец поняла, что ее так сильно беспокоило, что выбило из колеи.
Глава 5
Дело, конечно, было не в Нальчике, а в этих злосчастных цветах. Виктор всегда знал, что нельзя поддаваться порыву и никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавать своих чувств. А теперь все испорчено, нарушена гармония и больше не будет у них, как прежде. Зачем он подарил Полине этот дурацкий букет?
Виктор давно и безнадежно любил ее, но даже
Да ведь он никогда и не надеялся, что она сможет его полюбить. Да что там! Даже свое чувство к ней воспринимал как некое кощунство. Делал вид, что они просто друзья. Но подарил букет – и все открылось. Вина, которую Полина по отношению к нему будет испытывать, в скором времени превратится в ненависть. Им придется расстаться, закрыть агентство. И чем тогда она займется? Как сможет без всего этого прожить? Этим проклятым букетом он разрушил всю ее жизнь. Это она уже поняла, потому так на него разозлилась.
Ведь в первый момент, как только он протянул ей букет, Полина обрадовалась, воспринимая цветы просто цветами, без всякой подоплеки. Но уже в следующую минуту лицо ее помрачнело – она поняла, что эти цветы – самое настоящее признание. Но тогда, утром, она еще не осознала всех последствий. И смогла сдержаться, перевести все в шутку, сделать вид, что ничего такого не подумала. Но у нее был целый день, чтобы осознать катастрофу.
Как исказилось ее лицо, стоило ему к ней случайно прикоснуться, как раздражало в нем все. А Нальчик – это только отговорка. Полина только сделала вид, что сердится на его отъезд. Нужно же ей было как-то объяснить свою реакцию.
Кстати, чего Виктору сейчас больше всего не хотелось, так это лететь в этот, будь он неладен, Нальчик. У него осталось только одно желание: закатиться в какой-нибудь бар и напиться до бесчувствия.
И он даже чуть не поддался порыву, застряв в пробке на выезде из города. К черту Нальчик, к черту Мартиросяна, к черту это дело, которое, судя по всему, у них с Полиной будет последним. Развернуться и завалиться в бар, самый первый, который окажется на его пути. И через час, когда отчаянье немного утихнет, притупится алкоголем, позвонить Полине. И объяснить, что да, она абсолютно права, букет – это именно то, что она подумала, но его признание ни к чему не обязывает. Он любит ее, но прекрасно понимает, что она-то его никогда полюбить не сможет, так что пусть не расстраивается. Он должен был когда-нибудь ей открыться, а теперь пусть сама решает, как им жить дальше.
Джип, который пятнадцать минут неподвижно стоял впереди, медленно, словно нехотя, двинулся. Сзади истошно засигналили, и Виктору не осталось ничего другого, как продвигаться вперед в потоке машин. А еще через несколько минут пробка рассосалась. Он мог спокойно повернуть обратно, но не стал этого делать. Сегодня он уже поддался порыву и все испортил. Не стоит разрушать все окончательно.
Добравшись до аэропорта, Виктор оставил машину на стоянке, вошел в здание аэровокзала. Объявили регистрацию на его рейс. Он двинулся к стойке, и тут произошел один совершенно незначительный эпизод, который, однако, Виктор воспринял как символический. Выискивая глазами номер стойки, он налетел на корзину цветов и опрокинул ее. Цветы были точно такие, какие он подарил утром Полине, – белые хризантемы. Хозяин корзины, красивый восточный мужчина – Виктор представил, что именно так должен выглядеть Альберт Мартиросян, – посмотрел на него с трагическим укором, покачал головой, но ничего не сказал, поднял корзину, собрал рассыпавшиеся хризантемы и отошел в сторону. Вот и еще одному человеку он все испортил. Виктор ринулся было за мужчиной, хотел извиниться, но передумал, махнул рукой: все равно уже ничего не исправить, и поплелся к стойке регистрации.