Реквием в Брансвик-гарденс

Перри Энн

Он посмотрел на Питта поверх очков, оставаясь стоять и не предлагая сесть своему визитеру.

– Нам необходимо подробнее разобраться в том, что произошло… – начал полицейский.

– Разве это и так не ясно? – Брови Сикстуса взлетели над его светло-карими глазами. – Неужели требуются еще какие-то свидетельства и выводы?

– Она упала с лестницы и сломала шею, – ответил Томас. – И похоже, что ее столкнули.

Уиткрофт в течение пары мгновений переваривал эту удивительную информацию, а потом нахмурился, вернувшись к прежнему нетерпению:

– Но зачем, скажите на милость? Зачем вообще кому-то сталкивать молодую особу с лестницы? И

что вообще по этому поводу могу сказать вам я? Мне известна научная репутация Парментера, так же как и политические – и радикальные – воззрения покойницы, которые мне отвратительны. Ее вообще не следовало допускать к серьезным исследованиям теологических проблем. – Губы его поджались, и все тело под плохо сидящей кофтой неосознанно напряглось. – Тема эта, по своей природе, не подходит для женщин. Они не пригодны к ней уже по своей конституции. В области этой действуют не эмоции, но чистый дух и разум, свободные от тумана естественных чувств и предрассудков. – Он не без труда овладел собственными чувствами. – Тем не менее все это уже ушло в прошлое, и теперь нам ничего не изменить… Бедный Парментер! Подчас нам приходится крупно платить за свои ошибки в суждениях, и я не сомневаюсь в том, что он намеревался всего лишь проявить известный либерализм в своих воззрениях, что никогда не оправдывает себя.

– Но разве мисс Беллвуд не была хорошим ученым? – поинтересовался Питт, полагая, что Рэмси мог заранее ощутить какую-то симпатию к ней и нанять скорее по личным, чем по профессиональным причинам.

Его собеседник все еще оставался стоять, как бы не намереваясь предоставить гостю и доли комфорта, достаточной для того, чтобы тот мог забыть о своем незваном вторжении. Чуть ссутулясь, он хмуро проговорил:

– Мне казалось, что я уже все объяснил вам, суперинтендант. Женщины по своей природе не способны к серьезным интеллектуальным исследованиям. – Он покачал головой. – И мисс Беллвуд не была исключением. Она обладала быстрым умом и не хуже прочих умела ухватывать и запоминать информацию, однако глубоко осмыслить ее не могла. – Он внимательно посмотрел на Питта, словно бы пытаясь оценить его возможный образовательный уровень. – Одно дело – перевести слова в каком-нибудь отрывке… Другое же дело – проникнуть в разум автора этого отрывка, осознать его фундаментальный смысл. Она не была способна на то, в чем заключается смысл чистой науки. Все прочее, – Сикстус развел руками, – имеет сугубо техническое значение, пускай и весьма полезное конечно. Она могла послужить великолепной цели… могла учить молодых людей механике чужого языка. Такое место было бы идеальным для нее. Однако женщина эта была самонадеянна и упряма. Она была мятежна во всем, суперинтендант, и вела личную жизнь за пределами всяких ограничений. Это само по себе способно донести до вас мою мысль.

– Тогда почему же, по вашему мнению, преподобный Парментер воспользовался ее услугами, если сам он является таким превосходным ученым? – спросил Томас, без особой, впрочем, надежды на полезный ответ.

– Не имею представления. – Уиткрофт явно не был заинтересован в продолжении разговора.

– А не мог ли у него существовать личный резон? – предположил полицейский.

– Не могу представить себе такового, – нетерпеливо проговорил Сикстус. – Эта женщина не могла оказаться дочерью какого-нибудь его родственника… друга или однокашника?

– Нет.

– Нет… так я и думал. Она принадлежала к абсолютно другим кругам. Либеральным и артистическим по духу. – Слова эти он произнес

так, будто они уже сами по себе могли послужить основанием для приговора.

– Вот что, суперинтендант, не знаю, что именно вы рассчитываете услышать от меня, однако боюсь, что ничем не сумею помочь вам.

– А какого вы мнения, доктор Уиткрофт, об академических публикациях преподобного Парментера?

Ученый ответил без малейшей задержки:

– Они великолепны, поистине великолепны. Более того, их можно назвать выдающимися. Он наделен самым глубинным пониманием самых сложных вопросов. Парментер сумел подробнейшим образом исследовать некоторые из глубочайших тем. – Сикстус энергично закивал головой, и голос его возвысился: – Труды его со всей серьезностью воспринимают те немногие, кто способен в полной мере оценить их значение, и надолго переживут самого автора. Вклад его в науку не имеет цены. – Он бросил на Питта суровый взгляд. – Вы должны расследовать это дело с предельной быстротой. Какое несчастное событие!

– Обстоятельства дела указывают на убийство, доктор Уиткрофт, – с равной суровостью произнес Томас. – Справедливость здесь важнее скорости.

– Надо думать, виновен кто-то из слуг, – недовольным тоном произнес его собеседник. – Не пристало дурно говорить о покойных, однако в данном деле, мне кажется, честность намного важнее милосердия. – Подражая интонации Питта, он добавил: – Эта женщина верила в то, что самоограничение в вопросах плотской похоти не просто не нужно, но и нежелательно. Боюсь, что подобное поведение уже принесло ей заслуженную награду.

– Вы столь же суровы, как и ваши слова, – едким тоном проговорил суперинтендант.

– Прошу прощения?

– Вы явно предпочитаете честность милосердию.

– Ваша реплика, сэр, свидетельствует о дурном вкусе, – с досадой удивился Сикстус. – На мой взгляд, она просто оскорбительна. Будьте добры не забываться в моем доме.

Питт пожал плечами, словно сменяя неудобную позу, и улыбнулся, блеснув зубами:

– Благодарю вас за гостеприимство, доктор Уиткрофт. С моей стороны было бы упущением не поблагодарить вас за него.

Ученый покраснел.

– И за помощь, – добавил Томас. – Я передам преподобному Парментеру ваши соболезнования, как только в следующий раз получу возможность допросить его по этому делу, хотя думаю, что он оценит ваше сочувствие, если вы выразите его в письменном виде. До свидания, сэр. – И прежде чем Сикстус успел что-то произнести, он повернулся и направился к двери. Слуга выпустил его из дома.

Оказавшись на улице, Питт пошел прочь быстрым шагом. Он был чрезвычайно сердит, как на Уиткрофта за его бестактное поведение, так и на себя самого – за то, что позволил ему спровоцировать себя на резкий ответ. Впрочем, воздаяние доставило ему удовольствие, и напыщенный доктор остался посрамленным.

Домой в Блумсбери суперинтендант явился незадолго до темноты, все еще не остыв. После обеда, когда Джемайма и Дэниел уже отправились в постель и Томас с Шарлоттой остались возле камина в гостиной, она спросила мужа о причине его гнева, и он рассказал ей о своих визитах к Гловеру и Уиткрофту.

– Это чудовищно! – взорвалась миссис Питт, выпуская вязание из рук. – Он наговорил все это о ней, просто потому что она – женщина и ему не нравится то, что он считает ее моральными принципами. A потом ему хватает ханжества и наглости утверждать, что она неспособна к абстрактному мышлению, потому-де, что ею управляют эмоции… Большего ханжества придумать невозможно!