Реквием
Шрифт:
И на этот раз была услышана, чем и привела подругу в чувство.
Лена подумала с горечью: «Эх, Инесса-принцесса! Навеки застыла в твоих прекрасных черных глазах тоска по погибшему или несостоявшемуся счастью».
– А ты все равно беспокоилась, только виду не подавала, потому что с раннего детства вся была внутри себя, – ответила Инна, не удивившись тому, что подруга участвует в ее, как она считала, внутреннем монологе. – Ты допускала людей только в самую малую часть своей души. Все знали только твою маску. Никому не позволяла изучать разные аспекты твоей тонкой сложной судьбы. Но брешью
– Осторожность приучила меня не расслабляться, анализировать ситуацию и сначала предполагать худшее. Если ошибалась – радовалась, если оказывалась права – радовалась вдвойне. Парадокс? Это вовсе не значит, что я всех людей считала плохими. Просто использовала результативный математический метод «от противного», – ответила Лена.
– А моя мать говорила: «Надейся на худшее – дольше проживешь».
– Один преподаватель в МГУ, заметив в моем характере вибрирующее беспокойство, посоветовал не допускать негативное дальше рубашки, не травмировать свое сердечко. А я так и не научилась. Вот и преодолеваю себя всю жизнь.
– Это тот старичок, который шутил, что он за рано умерших родителей доживает их годы, добирает ими недополученное?
– Он самый. Прекрасный человек!
– Кому-то с ним повезло. Я тоже хотела бы найти такого, чтобы наши души полностью слились. Не случилось. Вадим был для меня как тяжелая болезнь, а Андрей для тебя как эликсир жизни. Почему? Нам же обеим не повезло? Что дал тебе Андрей? Открыл в тебе женщину? А потом закрыл и ключ унес с собой? Ты чувствуешь ощущение пустоты, вызванное отсутствием мужчины в твоей жизни?
– Их у меня сейчас двое, – отшутилась Лена, намекая на сына и внука.
Так она ушла от прямого конкретного вопроса. Но Инна настаивала на ответе.
– Андрей не готов был менять образ жизни. И я собой не хотела жертвовать. Я впустила Андрея в свое сердце, и он там так и остался, занял всё предназначенное любимому человеку место. Но я никому не смогла бы объяснить, почему у меня от него полноценное, неизгладимое ощущение совершенно родного человека. Да и себе тоже. Я никогда не жалела о том, что судьба нас свела. От боли время лечит, хотя и не всегда, а от любви – нет. Невозможно объяснить любовь с первого взгляда к человеку, которого совершенно не знаешь, но понимаешь, что он для тебя – на всю жизнь. Взглянула и пропала. Кто-то сказал, что полнота женского счастья в любви к мужчине.
– Вообще-то в любви с мужчиной, – уточнила Инна. – Отсутствие мужчины опустошает женщину. Это у тебя – к мужчине, потому что платоническое обожание ты ставишь выше телесной любви. Твое чувственное волнение имело только интеллектуальную подложку. А счастье в их единении, тогда любовь становится чем-то гораздо большим, нежели сумма телесного и духовного.
– Ты права. У меня не раз было такое, что только увидев или услышав человека, я тянулась к нему всей душой. Но никогда, чтобы телом. Только с Андреем.
– А я сначала хотела быть любимой одним, затем другим. Потом поняла, что в моем положении важнее быть нужной. Стала выбирать и размещать вокруг себя надежных людей, но очень мало таких встречала. Многие подводили. Вечно происходили
Инна произносила свои слова с искренностью, отбрасывающей все условности, не беспокоясь о том, стоило ли позволять подруге услышать признание в ее страданиях, потому что в Лене она всегда видела человека, способного понять и принять.
– А ты, Лена, сама-то припомни, когда в своей жизни вольготно жила, легко и радостно отдыхала? В деревне не было возможности, в университете училась и подрабатывала, а летом опять-таки в деревню ездила помогать. Потом работа, сыновья. А с ребенком какой отпуск? А тут перестройка накатила, безденежье. Сейчас можно было бы куда-нибудь поехать, но нет здоровья и желания. Утомительны стали вокзалы, поезда, причалы. И море уже не прельщает. На диван тянет.
– Я всегда четко осознавала, что я хотела, для чего жила. Теперь для меня удача в творчестве – наивысшая радость. И день без строчки – чуть ли не вычеркнутый из жизни. Всю свою страсть, все остатки сил предпочитаю отдавать осуществлению своей детской мечты, – сказала Лена. – Одного боюсь: раньше времени сложить крылья, закончить полет, не сделав намеченного. Теперь каждый день важен и дорог… Они для меня как отдельные подарки судьбы.
– Писательство – оно как болезнь?
– Это счастье. Может, вся моя предыдущая жизнь была ошибкой, и я прожила чужую. А вдруг я должна была жить тем, что с детства рвалось из меня наружу, и ради этого я обязана была превозмочь все беды и трудности на этом прекрасном пути, который мне был предначертан судьбой? А я не подчинилась внутренней направляющей воле, пошла ей наперекор… и не изведала, не достигла…
Инна подумала: «В своих книгах она просто ищет спасение от одиночества в душе». Потом одобрительно хмыкнула и сказала вполне серьезно:
– А я считаю, что внук – твое счастье. Он твое продолжение, твое бессмертие. Ты же надышаться им не можешь.
И тут же спросила:
– Ты готова променять дарованный тебе небесами талант писателя на настоящую любовь?
– Теперь уже нет. Это только в юности и в молодости можно жить любовью к мужчине. Но она не спасает, если вдруг несчастье... Тогда, после Антоши, ангел-хранитель помог мне, подсказав способ моего лечения.
– Ты – и вдруг ангел? Ты не путаешься в понятиях? – не смогла сдержать удивленного возгласа Инна.
– Знаешь, много раз я могла погибнуть, но мой ангел был чуткий и заботливый. Я с раннего детства чувствовала рядом шелест его крыльев, но не всегда доверяла своим ощущениям. А теперь вот еще и писательство спасает меня и возвращает к жизни. Всевышний, пошли ветер в паруса моей мечты!
– Тебе «есть что сказать, представ перед Богом», – улыбнулась Инна. – Насколько я правильно поняла, книгой, которую сейчас пишешь, ты желаешь доказать, что предыдущая была не во всем удачной, хотя и не по твоей вине. Ты ею хочешь реабилитироваться или она является продолжением, дополнением предыдущей?