Реквием
Шрифт:
– В смысле твоих возможностей. Может, у тебя знакомства в медицинском мире есть или в посольствах каких-нибудь насчет виз?
Она расхохоталась. Простота и прямолинейность капитана Дюжина внезапно перестали ее злить, ибо были такими непосредственными и открытыми, что сердиться было невозможно.
– Паша, с меня взять ровным счетом нечего, – сказала она, улыбаясь. – Вот такая я неудалая. Так что извини.
– Ну это ты загнула, – уверенно заявил он. – Так не бывает. У каждого человека есть связи и
– Утром был, кажется, – пошутила Настя.
– Он у тебя кто?
– Математик.
– Вот видишь, значит, может помочь с репетиторством каким-нибудь балбесам.
– Пашенька, мой муж репетиторством не занимается, у него других забот полно.
– Ничего, деньги будут нужны – займется. Про отчима твоего я уже понял. А матушка твоя?
– Матушка – лингвист, специалист по разработке методик обучения иностранным языкам.
– Тоже потенциальный репетитор, – удовлетворенно кивнул Дюжин. – А ты говоришь! Братья-сестры есть?
– Родных нет.
– А двоюродные?
– Есть сводный брат, сын моего отца от второго брака.
– Он кто?
– Банкир.
– О! И ты мне после этого будешь утверждать…
– Все, Паша, уймись, – засмеялась Настя. – Я рассказываю тебе о своей семье вовсе не для того, чтобы ты делал далеко идущие выводы. Просто у тебя, как у любого нормального кадровика, информационный зуд, тебе хочется узнать обо мне побольше, а доступа к личному делу у тебя теперь нет. Я интеллигентно пошла тебе навстречу, чтобы ты не нервничал. Так что с меня ты можешь поиметь только одно: я попытаюсь научить тебя азам аналитической работы. Больше от меня все равно никакого толку.
– Ладно, – легко согласился капитан, – тогда пошли учиться.
Этот разговор происходил в кабинете, где сидел Дюжин. Поскольку, кроме самого капитана, там размещались еще трое сотрудников, то процесс совместной работы, естественно, должен был происходить в кабинете у Насти: ей как главному эксперту-консультанту полагалось отдельное помещение. И вот тут капитан Дюжин поразил Настю еще больше. Просто-таки сразил ее наповал, причем куда радикальнее, чем своей непосредственностью и пряничной простотой.
Едва переступив порог ее кабинета, Павел поежился, несколько раз резко втянул носом воздух, потом повернулся к двери.
– Я сейчас вернусь, – бросил он, выскакивая в коридор.
Вернулся он через несколько минут. Войдя, плотно прикрыл дверь, поискал глазами ключи, торчащие с внутренней стороны, и запер замок.
– Зачем? – спросила Настя, которой этот жест крайне не понравился, ибо заставлял предполагать самое неприятное и ненужное: совместное распитие в честь знакомства.
– Погоди, сейчас увидишь.
Павел достал из кармана тонкую церковную свечу и коробок
– Я так и чуял, – он покачал головой. – У тебя здесь плохо. Видишь, как свеча коптит? Здесь поле плохое.
– А где хорошее? – насмешливо спросила Настя, наблюдая за этим непонятным ей спектаклем.
– Там, где пламя ровное и по форме похоже на перевернутую каплю. Но ты не беспокойся, это все можно поправить. Святая вода есть?
– Что?!
– Понятно. Темнота ты, Настя. А туда же: опер все должен знать и уметь поддержать беседу на любую тему. Только рассуждать горазда, а основ нормальной жизни не знаешь.
– Слушай, Павел, прекрати, пожалуйста, устраивать здесь цирк, – сердито сказала она. – Нам работать надо.
– Никуда твоя работа не денется. А, кстати, работать в такой атмосфере очень вредно. Я вообще не понимаю, как у тебя голова может что-то соображать в этой комнате. Надо срочно принять меры.
– Какие, например?
– Самое первое – побрызгать все углы святой водой. Потом носить свечу по всему помещению и ждать, пока пламя выжжет все зло, которое здесь скопилось. А если уж не поможет, тогда придется рамочку принести. Учти, пока свеча не перестанет коптить и пламя не станет ровным, я здесь работать не буду.
– Значит, так, Дюжин, – жестко произнесла Настя. – Святой воды у меня нет, и ходить по комнате со свечой в руках я не стану. Никаких рамочек приносить не надо. Каждый человек имеет право на своих тараканов в голове, и отказать тебе в этом праве я не могу. Но не пытайся, будь добр, переселить своих тараканов в мою голову. У меня своих достаточно.
– Но свеча же коптит, – упрямо возразил Павел. – Это неспроста. Она не должна коптить. И пламя неровное.
– Здесь сквозняк.
– Здесь нет сквозняка, окно закрыто, и дверь заперта.
– Значит, воск недостаточно чистый.
– Но в другом помещении она не коптила и пламя было ровным. Воск тут ни при чем. Нет, ты только посмотри, ну посмотри, что делается! И трещит! Может, ты злая?
– Я?
От неожиданности Настя растерялась и даже забыла, что собиралась включить кипятильник, чтобы сделать кофе.
– Ты, ты. Может быть, само помещение нормальное, просто твоя злоба дает такое поле.
– Все, хватит! – взорвалась она. – Мне это надоело! Немедленно загаси свечу, и начнем работать.
– Ну пожалуйста…
Голос капитана вдруг стал жалобным и очень серьезным. Он так и стоял перед ней, стройный, в ладно сидящей на нем форме зеленовато-коричневого цвета (ибо был капитаном не милиции, а внутренней службы), с грустными глазами и свечой в руке. Вид у него был совершенно дурацкий, но Насте почему-то не было смешно. Наверное, от злости.