Религиозный фундаментализм в глобализованном мире

Волобуев Алексей

К тому же прежние эпохи не отличались таким абсолютным негативизмом в отношении традиционных общества, как время модерна.

Следует подчеркнуть еще раз: при всем том, что подобные тенденции существовали долгое время, наиболее ярко фундаментализм проявил себя, самоопределился как «фундаментализм» и получил четкое организационное оформление именно в современную эпоху на ее излете. В качестве причин этого можно назвать следующие факторы:

• во-первых, в большинстве стран мира до XX века и в странах Западной Европы до эпохи Просвещения сферы религиозного и светского не были жестко разделены. Религиозные идеи и нравственные ценности пропитывали все сферы жизни общества: семейную жизнь, общественную мораль, народные обычаи, литературу, интеллектуальную жизнь и политику. «Мирское» воспринималось как «воцерковленное», но не «антирелигиозное», оно не бросало вызова религии как таковой. XIX и XX века породили феномен просвещенных либеральных сообществ, где религия все больше и больше стала превращаться в частное дело граждан;

• во-вторых, сложности современной жизни породили общее

ощущение неопределенности и тревоги, вызванное утратой ясного понимания основ бытия человека в мире. Одним из ответов на эти страхи стали обещания большей определенности, предлагаемые фундаментализмом. Он предоставляет людям своего рода убежище от неопределенности и тревожности современности;

• в-третьих, вплоть до начала современной эпохи религиям не приходилось сталкиваться с конкуренцией со стороны других верований и идеологий. Некоторые считают тесное взаимодействие с иными религиозными направлениями замечательной возможностью для сотрудничества, взаимообогащения и развития, тогда как другие находят их угрожающими, занимают по отношению к ним оборонительную или наступательную позицию, соответственно отходя на фундаменталистские позиции;

• наконец, в-третьих, до последней трети ХХ столетия мир не был так тесен, а с эпохой глобализации разные страны и континенты оказались взаимосвязанными самыми крепкими узами, транснациональные структуры и компании все чаще диктуют им собственные решения и цивилизационные коды, подменяя собой правительства стран и уж тем более игнорируя общественное мнение и настроения народов, для которых эти решения и коды предназначаются.

Таким образом, именно явления секуляризации и религиозного плюрализма, а также распространение иных постмодернистских принципов, навязываемых традиционным обществам и группам в современном мире в условиях глобализации, выдвинули раскол между либералами и фундаменталистами на передний план религиозной жизни.

Как пишет С. Хангтингтон (Samuel P. Huntington), в первой половине ХХ века представители интеллектуальной элиты, как правило, полагали, что экономическая и социальная модернизация приведет к ослаблению роли религии как существенной составляющей человеческого бытия. Это предположение принималось всеми – и теми, кто ему радовался, и теми, кто сокрушался по этому поводу. По словам Хангтингтона, «атеисты – адепты модернизации приветствовали ту степень, в которой наука, рационализм и прагматизм вытесняли суеверия, мифы, иррационализм и ритуалы, формирующие основу существующих религий» [39] . Государство должно было, по их мнению, стать толерантным, рациональным, прагматичным, прогрессивным, гуманным, светским. Обеспокоенные консерваторы, с другой стороны, «предупреждали об ужасных последствиях исчезновения религиозных верований, религиозных институтов и того морального руководства религии, которое она предоставляет для индивидуального и коллективного человеческого поведения. Конечным результатом этого будет анархия, безнравственность, подрыв цивилизованной жизни» [40] .

39

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. Пер. Т. Велимеев. – М.: AST Publishers, 2014 [Электронный ресурс]. – Режим доступа:(дата обращения 23.09.2018).

40

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. Цит. изд.

Однако, по словам Хангтингтона, вторая половина ХХ столетия показала, что эти упования и страхи беспочвенны. Социально-экономические процессы модернизации происходили в глобальных масштабах, и в то же время в тех же глобальных масштабах случилось глобальное возрождение религии, которое имело место на всех континентах, во всех цивилизациях и странах. «Наиболее очевидной, наиболее яркой и наиболее мощной причиной глобального религиозного возрождения стало то же самое, что считалось причиной ее смерти: процессы социальной, экономической и культурной модернизации, которые происходили по всему миру во второй половине двадцатого века. Древние источники идентичности и системы авторитетов поколеблены. Люди переезжают из сельской местности в города, отрываются от своих корней, идут на новую работу или не работают. Они взаимодействуют с огромным количеством незнакомцев и подвергаются новым моделям отношений. Им нужны новые источники идентичности, новые формы стабильного сообщества и новые моральные устои, которые дали бы им чувство смысла и цели» [41] . Религии, особенно их фундаментальные течения, отвечают таким требованиям идеальным образом. «Во всех этих религиях возникли фундаменталистские движения, призывающие к решительному очищению религиозных доктрин и институтов, к изменению индивидуального, социального и общественного поведения в соответствии с религиозными догматами» [42] .

41

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. Цит. изд.

42

Там же.

В самом широком смысле религиозное возрождение во всем мире – «это реакция на атеизм, моральный релятивизм и

потворство человека своим слабостям, а кроме того – утверждение ценностей порядка, дисциплины, труда, взаимопомощи и людской солидарности. Религиозные группы удовлетворяют социальные потребности, которые государство оставляет без внимания» [43] . Они осуществляют медицинские услуги, заботятся о престарелых и входят в школы, оказывают помощь людям в ситуациях катастроф, занимаются социальным обеспечением. Банкротство привычных норм и неудачи гражданского общества порождают вакуум, который как раз, по мнению Хангтингтона, и заполняется религиозными, зачастую фундаменталистскими группами.

43

Там же.

Фундаменталистские движения обычно возникают в периоды стремительных социальных и культурных изменений, в периоды кризиса общества.

Именно такой кризис сейчас можно наблюдать: атомизация, расщепленность общества, господство гедонизма и эгоцентризма – все это симптомы внутренней деградации общества. С полным правом говорят о гибели совсем недавно считавшихся фундаментальными ценностей, о кризисе культуры в целом, а такая неустойчивость сознания неизбежно сказывается на всех сферах общественной жизни. По словам Гюнтера Рормозера (G"unter Rohrmoser), у людей «нет более ответа на вопрос о цели общественного развития. Тем самым, по существу, теряют почву под ногами все идеологии…» [44] . Все народы обращаются к своему историческому прошлому, к своему религиозному наследию, пытаясь в них найти опору для своего дальнейшего существования.

44

Рормозер Г. Кризис либерализма [Электронный ресурс]. – Режим доступа:rorm/01.php (дата обращения 28.12.2018).

Однако все вышесказанное говорит лишь о том, что роль религии возросла в последнее время, но почему это приобретает фундаменталистский характер? На этот вопрос можно ответить следующим образом: в классических церквах наблюдается кризис. Конец ХХ столетия отмечен прогрессирующим распадом традиционных верований и отвращением от них существенного числа людей. Они, не находя ответа на современные проблемы в традиционных религиях, обращаются либо к нетрадиционным культам, либо же к тем направлениям, которые провозглашают себя истинными, чистыми, возвращающимися к истокам, говорят о том, что классические церкви давно уже утратили свою связь с истоками веры, до неузнаваемости исказив и преобразив их, то есть к собственно фундаменталистским движениям.

Фундаменталистские движения ярко проявляются в периоды стремительных социальных и культурных изменений, особенно в ситуациях растущей дифференциации, растущего разнообразия образов и стилей жизни. Обычно кристаллизация множества новых разнообразных подходов к жизни ослабляет во многих областях жизни влияние традиции, что способствует возникновению сфер жизни, которые можно назвать нейтральными по отношению к традиции. Участие в этих изменениях внешних сил, особенно других культур и развития технологии, и само по себе может определять многие перемены как нечистые. Однако фундаменталистские движения возникают, прежде всего, тогда, когда в этих переменах какие-либо группы начинают усматривать угрозу основам своих цивилизаций. Главный источник беспокойств этих групп в том значении, которое начинают приписывать внерелигиозным критериям, прежде всего «разуму», «рассудку» и т. п. Конфликт между разумом и некоторыми главными религиозными положениями или заповедями – в монотеистических религиях это прежде всего конфликт между разумом и Откровением – составлял важный элемент внутреннего конфликта в большинстве религий. И главная угроза видится в том, что религиозные иерархи ортодоксальной религии приспосабливаются к подобным изменениям. Фундаменталистские течения возникают в тех группах, которые чувствуют, что религиозные основы их общества находятся под угрозой, чаще всего со стороны рациональных компонентов.

1.1.4. Психоаналитическая модель фундаменталистского мировосприятия

Внутренней психологической основой фундаменталистского мировоззрения является центрирование сознания на чистоте и единообразии, откуда проистекает нетерпимость к отличиям и латентное насилие, которое, впрочем, не всегда себя таким образом проявляет. Строциер (C. Strozier), Терман (D. Terman) и Джонс (J. Jones) [45] в своей работе «Фундаменталистский образ мышления» разработали идею о том, что внутренние психологические мотивы фундаменталистов – это дуалистическое мышление, паранойя и чувство группы, это апокалиптическая ориентация с различимыми перспективами времени в смерти и насилии, также они включают в себя тотальную конверсию опыта [46] . Хотя эти установки проявляют себя в индивиде, они проистекают из психологии группы, поэтому фундаменталист с ней тесно связан.

45

Strozier Charles B. (ed.), Terman David M., Jones James W. with Boyd Katherine A. (ed.). The Fundamentalist Mindset: Psychological Perspectives on Religion, Violence, and History. – New York: Oxford University Press, 2010.

46

Ibid.