Религия древних кельтов

Маккалох Джон Арнотт

Плиний также говорит о кельтской вере в магические силы коралла, который или носили как амулет, или принимали порошок из него как лекарство, и также было доказано, что кельты в течение ограниченного периода их истории вставляли его в оружие и посуду, несомненно, как амулет. Другие амулеты – белые мраморные шарики, кварцевая галька, образцы зубов кабана или куски янтаря – были обнаружены захороненными вместе с умершими. Также носили небольшие фигурки кабана, лошади и быка, с кольцом для подвешивания к ожерелью, как амулеты или как изображения этих божественных животных, а фаллические амулеты, возможно, служили в качестве защиты от дурного глаза.

Культ камней был, вероятно, связан с верой в магическую силу некоторых камней, подобных Лиа Файл, который громко кричал, когда Конн стучал по нему. Его друиды объясняли, что количество криков было равно количеству его потомков, которые должны были стать правителями Ерина. Это – этиологический миф, объясняющий использование этого камня-фетиша в коронациях. Другие камни, которые, возможно, были предметом культа или обладали магическими свойствами, использовались при выборе вождей, которые становились на них и клялись, что будут следовать по стопам своих предшественников, причем очертание пары ног, вырезанных в камне, символизировало шаги первого вождя. Другие камни обладали скорее музыкальными достоинствами – «заметный камень» Элизиума, от которого возникло сто струн,

и музыкальный камень Лох Лайг. Такие верования просуществовали до христианских времен. Каменный алтарь святого Колумбы, на котором прокаженный осенил себя крестным знамением, плыл по волнам вслед за рыбачьей лодкой святого в Ерин. Но это был тот же камень, на котором намного раньше скользил герой Фионн.

С культом камней были связаны магические ритуалы на неподвижных камнях или валунах, которые рассматривались, вероятно, как обители духа. Эти ритуалы были по происхождению докельтскими, но они практиковались кельтами. Девушки скатывались с камня, чтобы получить возлюбленного, беременные женщины – чтобы получить легкие роды. Прикосновение к таким камням приводило к тому, что у бесплодных женщин рождались дети, или это давало жизнеспособность слабым. Обычно на камне оставляли небольшое пожертвование. Подобные обряды осуществлялись в мегалитических памятниках, – этот обычай, очевидно, был докельтским по происхождению. В этом случае души умерших, как ожидалось, помогали целям обрядов или даже воплощались в детях, рождавшихся впоследствии у бесплодных женщин, обращавшихся к этим камням. Иногда, когда назначение камня было забыто, и ему приписывалось какое-нибудь другое легендарное происхождение, обычай приспосабливался к легенде. В Ирландии известны множество дольменов не как места погребения, а как «ложе Диармайда и Грайнне» – места, где спали эти сбежавшие любовники. Поэтому они обладают силами плодовитости, и их посещают женщины, которые желают иметь детей. Таким образом, этот обряд является одной из разновидностей магии, основанной на внушении.

Дольмены с отверстиями или естественным образом дырявые камни используются для магического исцеления от болезней, а в Бретани и Корнуолле через отверстие пропускали больного. Подобные обряды использовались с деревьями, где через разрез, который делали в стволе молодого дерева, пропускали больного ребенка. Затем разрез закрывали и связывали, и, если он заживал через какое-то время, это было доказательством того, что ребенок выздоровеет. Предполагалось, что в результате этих обрядов дух в камне или дереве помогал процессу исцеления, или же им передавалась болезнь, или опять же была идея о новом рождении с последующей обновленной жизнью, то есть действии, имитирующем процесс рождения. Эти обряды не ограничивались кельтскими регионами, их применение было гораздо шире.

Поскольку христианские авторы твердо верили в магические силы друидов, которым, они считали, помогал дьявол, они учили тому, что христианские святые чудесным образом одолели их их же собственным оружием. Святой Патрик рассеивал метели и тьму, поднятые друидами, или уничтожал друидов, которые насылали огонь с неба. Подобные деяния приписываются также Колумбе и другим святым. Моральная победа Креста позже стала возвеличиваться так же, как победа магов. Поэтому жизни кельтских святых также полны чудесами, которые являются просто воспроизведением друидской магии: управление стихиями, исцеление, перенесение пылающих углей без вреда для себя, запутывание своими проклятиями, превращение в невидимого или в других существ, растопление заледенелых вод реки благочестивым стоянием на льду или невредимое прохождение через самые жестокие бури. Вскоре христианские святые стали рассматриваться как более искусные маги, чем сами друиды. Возможно, они стали притязать на магические силы, или, возможно, они использовали естественные природные явления таким образом, чтобы создавалось впечатление магии. Но всю свою силу они приписывали Христу. «Христос – мой друид, истинный чудотворец», – сказал святой Колумба. Тем не менее они были полны суеверий своей собственной эпохи. Так, святой Колумба послал белый камень королю Бруду в Инвернесс для исцеления его друида Бройхана, который выпил вылитую на камень воду и исцелился. Вскоре подобные качества были приписаны мощам самих святых, и в более позднее время, когда большинство шотландцев перестало верить в святых, они считали, что служители церкви обладают силами, подобными силам языческих друидов и католических святых. Служители поднимались в воздух, сияли небесным светом, имели дар ясновидения или с ужасными последствиями проклинали безбожников и невежественных прелатов. Они пророчествовали, используя гипноз, и демонстрировали дар исцеления. Ангелы служили им, как, например, в том случае, когда Самуил Рутерфорд, упав во младенчестве в источник, был спасен ангелом. Некий слой примитивной религии переживал все изменения веры, и народ беспристрастно приписывал магические силы языческим друидам, кельтским святым, старухам и ведьмам, а также пресвитерианским служителям.

Глава 22

Состояние мертвых

Из всех проблем, с которыми человек непосредственно имеет дело, ни одна так не взывает к его надеждам и страхам, как проблема жизни после смерти. Существует ли жизнь на том берегу, и если да, то достигнем ли мы его? Немногие народы, если таковые вообще были, сомневались относительно существования посмертного состояния, но их представления об этом сильно отличались. Но из всех народов древности, кроме Египта, кельты, по-видимому, лелеяли особенно страстную веру в загробную жизнь и были озабочены ее радостями. Их вера, насколько мы знаем, была чрезвычайно живой, и ее главной характеристикой была жизнь в теле после смерти, в другой области. Это, вместе с тем фактом, что это преподавалось друидами как учение, вызывало восхищение у классических наблюдателей. Но помимо этой веры, была и другая, произошедшая от идей о далеком прошлом, что мертвые жили в могиле, – эти два представления являются связанными между собой. И возможно, в некоторой степени была также вера в переселение душ. Хотя кельты верили, что душа могла существовать вне тела, по-видимому, нет никаких свидетельств в пользу того, что они верили в будущее существование души в качестве некой тени. Эта вера, конечно, встречается в некоторых поздних уэльских поэмах, где призраки описываются как блуждающие в Каледонском лесу, но они едва ли могут использоваться как свидетельство в пользу старого языческого учения. Свидетельство в пользу последнего может быть взято у классических наблюдателей, из данных археологии и из ирландских текстов.

Цезарь пишет: «Друиды особенно хотят запечатлеть в их умах то, что души после смерти не погибают, но переходят от одного к другому (ab aliis… ad alios), и это, они считают, будет побуждать мужчин к доблести и к тому, чтобы возвыситься над страхом смерти». Позже он добавляет, что на похоронах всё, что было дорого для умершего, даже живые существа, бросали в погребальный костер, а незадолго перед этим убивали также рабов и любимых слуг. Диодор говорит: «Среди них господствовало учение Пифагора о том, что души людей бессмертны, и после завершения их срока существования они живут новой жизнью, а душа переходит в другое тело. Поэтому на похоронах умершего некоторые бросали

в погребальный костер письма, которые были обращены к мертвым родственникам, веря, что умерший прочитает их в ином мире». Валерий Максим пишет: «Они были склонны заставить нас верить в то, что души людей бессмертны. Я бы назвал этот носящий штаны народ глупцами, если бы их учение не было таким же, что и учение одетого в мантию Пифагора». Он также говорит о денежном долге, который, как они считали, будет выплачен в ином мире, потому что души людей бессмертны. Обычно считается, что эти отрывки означают, что кельты просто верили в переселение душ, как пифагорейцы. Возможно, все эти авторы цитируют один распространенный оригинал, но Цезарь не делает никакой ссылки на Пифагора. Сравнение с пифагорейским учением показывает, что кельтская вера существенно отличалась от него. Согласно первому, душа человека входила в новое тело, даже тело животного, в этом мире, как искупление. Ничего такого в кельтском учении нет. Новое тело – это не тюрьма для души, в которой она должна искупить свои прежние грехи, и душа получает тело не в этом мире, а в ином. Действительным связующим звеном было настаивание обоих учений на бессмертии, причем друиды говорили о телесном бессмертии. Их доктрина не более чем учение о переселении души, так же как христианство – учение о воскресении. Римские авторы, зная, что Пифагор создал учение о бессмертии души в череде ее переселений и что друиды говорили о телесном бессмертии, возможно, считали, что получение нового тела предполагало переселение души. Будучи сами скептиками относительно будущей жизни или веря в традиционный мрачный Гадес, они были поражены энергичностью кельтского учения и его влиянием на человеческое поведение. Единственное, что, как они знали, было подобно этому, было пифагорейское учение. Вовсе не обязательно, что слова Цезаря передают идею о переселении душ, и возможно, что он неправильно перевел какой-то греческий оригинал. Если бы друиды имели в виду переселение души, они едва ли могли бы думать о том, что долги будут уплачены в мире ином, или что письма будут переданы там умершим, или что человеческие жертвы приносятся ради пользы умерших в ином мире. Кельты также не допускали идею о простом бессмертии души. Мертвый кельт продолжал оставаться той личностью, какой он был раньше, и, возможно, не в новом, а старом прославленном теле обитала его душа в загробном мире. Эта вера в телесное бессмертие в сфере, где жизнь проходила, как и на этой земле, но в более счастливых условиях, напоминает ведическое учение о том, что душа после сжигания тела отправлялась на небо Ямы, и там она получала свое тело, совершенное и прославленное. Эти два представления, индийское и кельтское, возможно, произошли от древней «арийской» веры.

Это кельтское учение наиболее ясно представлено в словах Лукана, который назвал его друидским учением. «От вас мы узнаем, что граница существования человека – не тихие залы Эреба, в ином мире (или регионе, in orbe alio) дух оживляет части тела. Смерть, если ваше знание истинно, является всего лишь центром долгой жизни». По этой причине, добавляет он, у кельтского воина не было страха смерти. Так, Лукан полагал, что друидское учение – это одно из учений о телесном бессмертии в ином мире. Этот мир не был мрачным; скорее, он был похож на египетский Аалу с его богатым и разнообразным существованием. Классические авторы, возможно, знали о спорадической кельтской идее, идущей от старых верований, согласно которой душа могла принимать форму животного, но это не было друидским учением. Опять же если у галлов, как и у ирландцев, были мифы, рассказывавшие о воскресении богов или полубожественных существ, они, возможно, были искажены их авторами и рассматривались как эсхатологические. Но такие мифы не касались смертных. Другие авторы, Тимагенес, Страбон и Мела, говорят только о бессмертии души, но их свидетельство, возможно, не отличается от свидетельства Лукана, поскольку Мела, кажется, копирует Цезаря, говоря о долгах, переходящих в иной мир.

Эта теория о телесном бессмертии подтверждается ирландскими сагами, в которых призраки в нашем смысле этого слова не существуют. Мертвые, которые возвращаются, – это не призраки, но полностью облачены в тело. Так, когда Кухулин возвращается по требованию святого Патрика, он описан точно так, как будто он все еще во плоти. «Его волосы густые и черные… взгляд стремительный и мрачный… Чернее, чем вертел, каждая из его бровей, краснее рубина его губы». Полностью описаны его одежда и оружие, его колесница и лошади – в равной степени материальные и телесные. Подобные описания умерших, которые возвращаются, – не редкость, например, возвращение Каойлте в истории о Монгане, которого все считают живым воином, или возвращение Фергуса Мак Ройха, который вновь появляется в прекрасном облике с красивыми каштановыми волосами и в своем прежнем великолепии и рассказывает забытую историю «Тайн». Так, ирландские кельты считали, что в ином мире дух оживляет части тела. Это телесное существование также предполагается в кельтских версиях цикла народных сказок «Мертвый должник». Обычно животное, в облике которого мертвец помогает своему благотворителю, встречается и в других европейских версиях, но в кельтских историях появляется не животное, а сам мертвец, как живой человек в телесной форме. В равной степени и субстанциальный и телесный, кушающий, пьющий, занимающийся любовью и борющийся – божественный народ сидхе или народ Элизиума, или боги, как они изображаются в текстах. Однако для кельтов боги, сидхе и мертвые – все имели телесную форму, которая могла стать невидимой и в других отношениях отличалась от земного тела.

Археологические находки погребальных обрядов у кельтов также свидетельствуют об этой вере. Во всей кельтской области обнаруживается богатое изобилие могильных вещей – оружия, колесниц, посуды, украшений и монет. Некоторые из погребений, несомненно, указывают на приношения в жертву жены, детей или рабов. Мужские и женские скелеты часто оказываются близко друг к другу, в одном случае рука мужчины охватывала шею женщины. В других случаях рядом с ними обнаружены останки детей. В то время как ниже расположенное погребение щедро обеспечено погребальными предметами, над ним в беспорядке лежат некоторые скелеты без погребальных предметов, и часто с отделенной от тела головой, что указывает на усекновение головы; в одном случае руки связаны сзади. Все это, рассматриваемое вместе с классическими свидетельствами о погребальных обрядах, означает, что будущая жизнь предполагалась как жизнь в теле и что это была точная копия земной жизни, с теми же привязанностями и потребностями. Некоторые отрывки в ирландских текстах также описывают похороны и сообщают о том, как умершего похоронили с украшениями и оружием и лицом к тому региону, откуда могли ожидаться враги, чтобы он был бесконечной угрозой им и предотвращал их нападение [46] . Возможно, эта вера может объяснить приподнятое положение многих могильных холмов. Также приносили в жертву животных. Согласно одному тексту, заложники были похоронены заживо вместе с Фиахрой, а жен героев, согласно их желанию, иногда хоронили рядом с их погибшими мужьями.

46

В одном случае враг эксгумирует тело короля Коннахта и повторно хоронит его лицом вниз, а затем одерживает победу. Это почти совпадает со страшными последствиями выкапывания головы Брана.