Реликт 0,999
Шрифт:
— А как же! Универсум по имени Руслана продолжает игру!
— И ещё многие и многие Универсумы! За них, коллега!
— За них!
Бердин с Рахматовым чокнулись бокалами с коньяком, за бутылку которого Рушан отдал кругленькую сумму. В воздухе разлились мягкие волны ароматов. Где-то за пределами Земли кудрявились виноградники, напитывались солнцем спелые сочные гроздья.
10. Земля — inoperabilis
Экстренное совещание в кабинете Щёткина не предвещало ничего хорошего. Рахматов с группой как раз собирался лететь на очередной воздвигнутый в считанные дни полигон.
— Отложить!
Худшие опасения Рахматова оправдались.
Щёткин хмуро взирал на притихшее собрание.
— Выходит, вариантов нет? — нарушил тишину Лоханкин.
— Для Земли нет, — отрезал Щёткин. — Корабль на Эмерию стартует через три дня. Думаю, более чем достаточно, чтобы собраться. База сворачивается полностью.
— Пакуем чемоданы, — горько пошутил кто-то. — Жаль старушку.
Приглашённый на совещание Бердин заворочался на стуле, прокашлялся.
— Будут ли приняты меры, чтобы за три дня эвакуировать как можно больше людей?
— За три дня? — переспросил Щёткин. — Все места зарезервированы на годы вперёд. Единственно, что мы можем, не придавать огласке полученные нами данные. Чтобы не сеять панику.
— Неужели нет возможности… облететь их что ли! — прогремел Бердин. — Как же так?! Ладно Марс, на нём не было разумных существ, которые могли хоть что-то сделать, чтобы обойти эти проклятые нагуали. Но Земля! Даром она нас кормила миллионы лет?
Пылкости доктора никто не улыбнулся.
— Леонид Сергеевич, — сдерживая негодование, произнёс Щёткин — планета — не флай и не космический корабль. Её невозможно пилотировать. Траектория движения Земли во Вселенной неподвластна человеку. Не знать этого не может даже тот, кто далёк от астрономии. Уничтожить нагуали, проросшие в космическом пространстве, мы также не имеем возможности. С земными-то пока не очень справляемся. Мы можем лишь наблюдать момент гибели планеты и, возможно, передать результаты этих наблюдений через межгалактическую сеть на «челноки». Вероятно, там когда-нибудь найдут метод борьбы с космическими нагуалями. Процесс разрушения планеты будет максимально подробно зафиксирован и подвергнут тщательному анализу. Может быть, выявятся какие-то закономерности при сравнении с Марсом. Это всё, чем мы теперь способны помочь человечеству.
— И… и кто будет передавать с Земли эти самые данные? — растерялся Бердин.
— Доктор, — голос Аристарха стал бесцветным — уж вам-то должно быть известно, бывают ситуации безвыходные. Как там принято говорить в ваших кругах? Кажется, неоперабельно.
— Inoperabilis, — автоматически перевёл на деликатную латынь Леонид Сергеевич.
— Отрицательный результат — это тоже опыт.
— Я остаюсь на Земле, — выпалил Лоханкин и заговорил торопливо, словно боясь, что его доводы выслушать не удосужатся. — У нас есть наработки. В момент столкновения с иной реальностью масса протонов и электронов…
— Остаться могут те, кто ясно осознаёт последствия, — перебил его Щёткин. — Каждый решает за себя.
— Спасибо, — поблагодарил за что-то Лоханкин и, успокоенный, уставился в окно.
— Хорошая мысль, — кивнул Рахматов. — У меня как раз масса работы. Надо понаблюдать, реагируют ли наши капсулированные нагуали на сближение с космическими соратниками. А ну как радуются, лапками машут. Пробьют ещё капсулу.
— Аналогично, — подал голос начальник отдела межгалактической связи
— Вот именно, — поддержал Рене Сезан.
— Трогательное единодушие, — криво ухмыльнулся Щёткин. — Что ж, кого-то будем высылать волевым решением. Всегда мечтал побыть деспотом и самодуром.
— Доктор, вы совершаете непростительную глупость! — сдержанный обычно Рахматов, словно сваю пытался вбить в лоб Бердина. — Мы остаёмся лишь потому, что переданные нами материалы могут служить базой для дальнейших исследований! Зачем остаётесь вы?! Неразумно, это мягко сказать. Самурайство с последующим сепукку! Но ради чего?
— У меня в клинике есть юноша. — На Рахматова доктор не смотрел, точно разговаривал сам с собой. — Незрелая тератома, пучковое строение компонентов… А-ай! — Бердин безнадёжно махнул рукой. — Знали бы вы, сколько вынес этот парень: паралич и пролежни, сепсис, адские, нечеловеческие боли… Знаете, его жена отказалась эмигрировать. Хотела остаться с ним до конца. Вчера спинно-мозговой пунктат показал, что наша торсионная терапия дала результат. Ткани регенерируют. Скоро, очень скоро он встал бы на ноги. Но он погибнет. Понимаете? И его жена погибнет. И ещё четыре миллиарда…
— Не вполне понимаю, — Рахматов искоса глянул на доктора. — Ваша-то смерть как может им помочь?
— Да я и сам себя не очень понимаю, — признался Бердин. — Просто не могу. Но… — Он замялся. — У меня к вам будет одна просьба. Может быть, она покажется странной…
— Постараюсь не слишком удивляться.
— Мне хотелось бы видеть всё своими глазами. Это возможно?
— Мы будем отслеживать сближение с нагуалевой паутиной по системам межгалактической трансляции. Добро пожаловать в Апокалипсис.
— Непременно буду, — поддержал чёрный юмор Бердин.
Они разошлись. Рахматова ждал таймырский нагуаль, Бердин торопился на операцию.
Транслятор в лаборатории являл голографическую модель обречённой планеты. Поверхность её волновалась, вздрагивала, дышала тяжело и прерывисто. Доктор всматривался в очертания континентов и снова не узнавал их.
Уже несколько столетий Земля, как капризная модница, примеряла всё новые и новые наряды. Внезапно неуёмной мощью иных законов стирались горные массивы, складывавшиеся миллионы лет. Где-то, напротив, в считанные дни на месте равнин вырастали гигантские цепи скалистых хребтов. Гидросфера с приходом очередного нагуаля меняла свои очертания — топила беспомощные перед стихией острова, оголяла дно мирового океана. Планету нимало не заботили судьбы ничтожных микроорганизмов, мельтешащихся по ней в судорожных попытках спасти свои маленькие жизни. Не ведала легкомысленная кокетка, что бились эти микроорганизмы и за её спасение. Кого интересует возня незримого мирка, когда сам являешься микронной частицей Большой Игры.
И всё же так хотелось унести с собой в памяти эту крошечную, затерянную в бесконечности пространств планетку. Одну из миллиона.
В лаборатории собрались четверо: вернувшийся с полигона Рахматов, его помощник Гера Кацевейко, Щёткин и доктор Бердин. Президент также не пожелал покинуть тонущий корабль, никому не объясняя причин своего решения. Остальные разошлись по своим наблюдательным точкам. Прямая трансляция гибели Земли велась все эти дни.
— А где же… они? — поинтересовался Леонид Сергеевич.