Реликт. Пояс Скорби

Annotation

Мир Содружества, нейросети, крейсера и работорговля. Где-то на задворках Человеческой Ойкумены...

Дай Андрей

Дай Андрей

Реликт. Пояс Скорби

30

Андрей Дай

роман

Реликт . Пояс Скорби

Посвящается

отц ам .

Моему, и всем остальным, научившим

Своих детей смотреть на звезды.

Ну почему всегда так? Почему самые лучшие, самые долгожданные события в жизни вечно сопровождаются чем-нибудь отвратительным? Не припомню, чтоб я, с надеждой на скорое спасение, включал автоматику криокапсулы, жаждал снова открыть глаза от ужасающей, выламывающей суставы и раскалывающей мозг боли! Но ее, боль физическую еще как-то можно было терпеть. Пережить, смириться. Другая же, та что сжимает тисками сердце и выворачивает самою душу, истинная наша повелительница, ибо с ней мы бороться не в силах.

Сколько шуток было в ЦПА, когда нам рассказали о системе аварийной гибернации! "Будем словно три Флэша Гордона!
– говорили мы.
– Вроде Ледяных людей". "Это подобие одностороннего лифта в будущее" - скалили зубы молодые аспиранты. Они вообще тогда много улыбались. Демонстрировали энтузиазм и позитивное отношение к эксперименту, так сказать. Мы с Мартином, конечно, подозревали, что это неудержимое сверкание снежно-белой зубовной эмалью предназначалось, большей частью, нашему навигатору Машеньке, но и сами, вольно или невольно, заражались этим повсеместным весельем.

И вот, ничего этого нет! Ни этих жизнерадостных аспирантов, ни сосредоточенных профессоров. Ни ласковых глаз Президента, перед стартом пожимавшего нам троим - первым российским астронавтам - руки. Нет их. Совсем.

Как нет всех бесчисленных нитей, связывающих каждого нормального человека с миром. Больше нет.

Соседки тети Нины, могил предков, нелюдимого дворника Митрофанова, толстой продавщицы с грубым голосом из местного минимаркета. Школьных друзей, коллег по первому отряду российских астронавтов, узбека Алика из киоска "Шаурма" на остановке. Лысого как коленка младенца полковника Матвеева - грозы молодых пилотов - командира эскадрильи, откуда меня забрали в Центр Подготовки Астронавтов. Вечных мужичков с пивом из гаражного кооператива, стайки шпаны, кинотеатров, таксистов на конечной. Вонючего до боли в затылке куста сирени у подъезда. Огней ночного города и уютного вкуса кофе по утрам... Ни-че-го!

Ничего, ничего, ничего!

Потому как, ничем иным кроме интерьера присущего весьма и весьма далекому будущему то что мне удалось разглядеть в первые минуты после пробуждения, быть не могло. В глаза будто кинжалы вонзали, стоило бросить взгляд на... гм... светильники. Каждая мышца отзывалась ноющей болью, стоило лишь чуточку пошевелиться. А думалось почему-то о том, что потерял. Что осталось в той, прошлой жизни. До похожего на летаргический сон небытия в криокапсуле. До отчаянного и до безумия отважного прыжка сквозь чертову уйму миллионов километров, и всяких там парсеков в обнимку со световыми годами. И даже до ЦПА...

– Меррд!
–

пугающе эмоционально выкрикнул парящий надо мной большой - никак не меньше стиральной машины - серебристый шар. Причем, почему-то я сразу понял - волшебный сфероид - это не просто высокотехнологичный ретранслятор чьих-то речей, а самое настоящее разумное существо. Тем более что тот тут же деловито добавил, выпуская целую гроздь изящных манипуляторов, и тем окончательно отвлекая от грустных мыслей:

– Ра саммоно про интегра...

Может он и еще чего говорил, только я того уже не помню. Каюсь: самым позорнейшим образом не удержался и уснул. И даже снов не видел.

***

Понятия не имею, как долго пребывал в забытьи. Циферблатов на стенах не имелось, а наручные часы перед полетом оставили на хранение вместе с документами и правительственными наградами, дома. Теперь получается - на вечное хранение.

Впрочем теперь, стоило только задуматься об утрате оставшегося где-то в невообразимом вчера мире, мысли как-то плавно и ненавязчиво съезжали на окружающий ложе невероятно любопытный интерьер. Будто бы кто-то поставил в голове барьер, ловушку для негатива. Хитрый запрет на страдания, умело подменив одну эмоцию другой.

Тем более там действительно было на что потратить частицу своего внимания. Металлические, словно литые, немного наклонные стены. Без единого, кстати, окна или иллюминатора. Неизвестно на каком принципе работавшие, светившиеся ровным желто-белым светом панели, будто бы вплавленные в потолок и некоторые выпирающие из стен пилоны. Разномастная, явно собранная из абсолютно разных гарнитуров, немыслимых форм, но явно удобная и предназначенная для гуманоидов мебель. Парящие над серым, шершавым, полом прозрачные кубики, наполненные опять-таки прозрачным гелем, удерживающим корни причудливых растений. И пусть все вместе это выглядело скорее как лавка старьевщика, чем лаборатория ученого или кабинет чиновника, даже попавшего в поле зрения достаточно было чтоб поверить в ультимативное техническое превосходство местных обитателей над лучшим, что могла бы продемонстрировать наука Земли. Сколько бы ни пыжились, как бы ни старались декораторы многочисленных голливудских поделок "про будущее", ничего подобного я ни в одном фильме не видел.

Ну и тот самый болтающийся между полом и потолком серебряный шар.

– Так-так-так, - клянусь, будь у этого механизм руки, он бы точно потер бы ладони. Удивился, и не сразу сообразил, что хотя инопланетник явно говорил не на Великом и Могучем, я, тем не менее, легко его понимаю.
– Что у нас тут имеется?! Физические показатели скорость мышечной реакции - тридцать девять! Значительно выше нормы, но эта особенность, скорее всего, присуща данному индивидууму... А вот способность к запоминанию - двадцать... Мда... Средненько. Меня, во всяком случае, не впечатляет... Хи-хи...

Опасным шар не выглядел, так что я решил-таки поучаствовать в разговоре не только в качестве слушателя. Тем более что было жуть как интересно - смогу ли я говорить на этом тарабарском наречии.

– Это так плохо?
– в гортани будто бы песка насыпали. Побоялся, что собеседник ничего не разберет в выдаваемых моим горлом хрипах и писках. А потому хорошенько прокашлялся и повторил вопрос. И даже получил ответ. Только мне показалось, будто туземец говорил словно бы не со мной. Ну знаете. Тон такой особенный, когда разговариваешь сам с собой.