Реликт
Шрифт:
Толстяку такой поворот беседы не понравился, так что вечером того же дня у меня состоялся еще один разговор с Евой и тем упитанным, которого, к слову, зовут Морти.
— Владислав, тут такое дело… — сказал Морти. — По твоим словам получается не очень приятная картина. А как ты раньше жил? Что, как только не удавалось вовремя разжиться говядиной, ты сразу же начинал охотиться на людей?
— Видишь ли, у меня уже очень давно не случалось таких проколов. У меня всегда в наличии запас мяса или денег, и если я почему-то оставался без обеда, то в этом всегда были виноваты конкретные люди. Нет, я не бросаюсь на первого встречного, как только у меня заурчит в животе, но у меня уже давно есть правило: если я остаюсь без обеда по чьей-то злонамеренности — виновник сам становится моим обедом. Идея морить меня голодом, чтобы изучить, быстро
— Владислав, — сказала Ева, — тебе не стоит во всеуслышание вести такие речи. Они, так сказать, немного подрывают веру окружающих в твою рациональность, самодисциплину и социальную ответственность.
Я тяжело вздохнул.
— Ты продолжаешь выдавать желаемое за действительное, Ева. У меня нет социальной ответственности, потому что я — не часть человеческого социума. Я — паук-мирмекофил, живущий в муравейнике и притворяющийся муравьем. Моя самодисциплина не оперирует привычными тебе моральными категориями вроде «хорошо» или «плохо», потому что для меня есть людей — естественная норма. У меня иное понятие этики. Мое решение вопроса «есть или не есть» зависит от иных факторов. Например, я предпочитаю питаться говядиной и свининой, потому что коровы и свиньи велики и ценой одной смерти можно получить больше мяса, а еще у них нет имен. С одной стороны, я всегда стараюсь поселиться среди тех людей, которые мне более симпатичны, и никогда не ем их. Но тут есть обратная сторона медали: чем ближе я к людям, тем лучше их узнаю, и когда в моем ближайшем окружении появляется неприятный мне человек — этика моего вида прекращает мешать мне его съесть. Во все времена я питался разбойниками и сборщиками податей без малейшего дискомфорта. И наконец… Пойми одну вещь. Я вполне могу уживаться среди людей мирно, если тому не препятствуют сами люди, но никогда не буду твоей комнатной собачкой. Ты сейчас говоришь со зверем, который когда-то дрался с пещерными медведями за пещеры и с пещерными львами, которые, кстати, были не пещерными, за охотничьи угодья. И… еще одно, самое важное, что нужно понимать.
Она вопросительно приподняла брови.
— Что же это?
— Инстинкт мимикрии. Мимикрия имеет две суперважные для моего вида функции: питание и безопасность. Она позволяет мне легко охотиться на людей, когда я голоден, и избегать их нападения, когда я сыт и хочу покоя. Именно этот инстинкт и является моей самодисциплиной. Когда голод застает меня вдали от холодильника, а кошелек я забыл в кармане смокинга — как раз ради сохранения маскировки я буду терпеливо дожидаться момента, когда можно будет безопасно покушать. А самый простой способ безопасно покушать — вернуться к холодильнику. Мои симпатии к отдельным людям и общинам второстепенны — на первом месте стоит сохранение маскировки. Оно инстинктивно. Умом я понимаю, что если даже я найду одинокую удобную жертву — ее останки заставят других что-то подозревать, и дальше включается инстинкт. Пока я могу брать мясо в магазине — я буду действовать именно так, потому что это самый простой и безопасный способ, и мой инстинкт велит мне именно так и поступать. И именно тогда я кажусь окружающим приятным и добродушным парнем, просто потому, что такие у меня в генах модели поведения. Но когда маскировка провалена — инстинкт прекращает действовать, и именно тогда твои шансы узреть мое истинное лицо велики, как никогда. Такой вот парадокс: кто не знает, тот в безопасности… если он приятный мне человек. Кто знает — тому следует быть очень осторожным в словах и поступках. Тебе следует разъяснить это яйцеголовым.
После физических тестов, большинство их которых я просто не стал выполнять, появилось несколько новых лиц, и все вместе мы — я, Ева, Морти, еще тот тощий, который был в самом начале, по имени Рик, и новоприбывшие специалисты — начали обсуждение моего участия в деле противостояния инопланетной угрозе.
Затишье перед бурей
Общую картину я понял довольно быстро. Пришельцы действуют путем отправки андроидов, внешне неотличимых от людей. Андроид попадает на Землю, имея при себе значительное количество денег, которые невозможно отличить от настоящих, и внедряется в человеческое общество.
— Ну и что он может сделать, имея лишь ограниченную сумму наличных? Миллион долларов, если что, не во всякий чемодан
— А дальше он зарабатывает еще, — пояснил мне один из специалистов. — Дело в том, что биороботы умнее людей и выполняют любую работу лучше людей. Ну, кроме творческой. Биороботы стремительно делают карьеру и приобретают власть и рычаги влияния.
Я нахмурился.
— Получается, уже прямо сейчас у пришельцев могут быть свои агенты на всех уровнях власти по всему миру?
— К счастью, нет. Биоробот получает энергию из пищи, дышит и потеет, но не способен расти и стареть, у него не отрастают волосы. Таким образом, любой человек, на которого есть полная биография, который делал карьеру на протяжении многих лет у нас на глазах — не андроид. У всякого успешного андроида «окно возможностей» шириной всего в несколько лет, после это он должен исчезнуть, иначе его неизменность на протяжении многих лет выдаст его. Таким образом, получить в свои руки достаточно власти он не может. Не может он также оказаться и в пусковой рубке подводного ракетоносителя, хотя бы потому, что новобранцам стригут волосы, тот, у кого они не отрастают, привлечет внимание. Тем не менее, мы подозреваем, что за некоторыми крупными авариями стоят пришельцы.
— И что, такими вот авариями они надеются уничтожить человечество? — хмыкнул я.
— Маловероятно, они должны понимать, что так у них ничего не получится.
— Вот и я так думаю. Почему столь развитая цивилизация не применит что-то более серьезное? Я смотрел фильмы — там была ядерная бомба, уместившаяся в рюкзаке. Им должно быть по силам такое производить, раз они таких совершенных роботов создали.
Эксперт покачал головой.
— Во-первых, они, вероятно, хотят получить нашу планету в нормальном состоянии, а не ядерную пустыню. Если быть точным, то даже всеобщая ядерная война с применением всего существующего ядерного оружия приведет к гибели не более миллиарда человек от всех возможных причин в отдаленной перспективе и отбросит цивилизацию назад на пятьдесят-восемьдесят лет, но пришельцы могут иметь свои соображения и оценки на этот счет. В любом случае, пока мы не понимаем, чего именно они пытаются добиться, но враждебность их намерений очевидна. Но пока что нас спасает отсутствие у них наступательного потенциала. Колонизационный корабль должен нести на борту простейшие производственные мощности, которые станут фундаментом колонии, но непосредственно на борту развернуть производство сложно в силу ограниченности пространства.
Потом я попросил показать мне собственно андроида. Ева сказала, что сам андроид находится в другом городе, но по ее команде в зал внесли черный ящик, с двух сторон которого из отверстий торчали две ампутированные руки, явно принадлежавшие разным людям.
— Владислав, можешь определить, какая из них человеческая, а какая нет?
Я посмотрел на ту, что слева, потом на ту, что справа.
— Левая.
— Поразительно. Как ты определил?
— Она выглядит несъедобной.
— А ты смог бы определить по запаху?
Я скорчил скептическую мину:
— Я же не собака. Откуда у меня возьмется нюх?
— Ну ты же хищник.
— У меня другой метод охоты, ко мне добыча сама приходит, как бы.
— Действительно…
Я вынул руку из ящика и осмотрел срез.
— Оно неорганическое, да?
— Да, — кивнул Морти, — мы называем биороботов так, потому что они имитируют жизнь, но на самом деле неживые. «Убитый» биоробот, как мы определили, не разлагается в привычном понимании.
На четвертый день я откровенно заскучал и начал подумывать о побеге. Когда меня позвали в тренировочный зал для проверки навыков рукопашного боя, я пришел, отрастив пятисантиметровые когти.
— Проверяй, — сказал я инструктору, — или оставь меня в покое.
В итоге тренировка не состоялась, зато у меня случилась еще одна беседа с Евой.
— Понимаешь, Ева, не всякого зверя можно содержать в неволе. Мне тут попросту скучно. За последние шестьдесят лет я привык к школе. Там я чувствую себя хорошо, сливаясь с массой…
— Сливаясь или выделяясь?
— Сливаясь с массой, выделяясь из нее. Шпион ведет себя тише воды, ниже травы, а если кто-то выделяется — то это альфа-самец. Все путем. Привычное окружение, понятные действия, девочки, все такое. Наконец, сейчас обо мне многие беспокоятся, так что я хочу вернуться. И да, просто между прочим, люди, пытающиеся удерживать меня силой, обычно умирают в муках. Я — свободолюбивое существо.