Реликтовая популяция. Книга 1
Шрифт:
Сучкастая и разлапистая крона крадуба, пока они бежали к нему, уже принимала меры и словно дымилась. Теневая листва, свернутая до того в крохотные комочки и готовая в любой момент ожить, быстро разворачивалась, окутывая крону большими полупрозрачными листьями, отчего она превращалась, только что по весеннему голая, в светло серую и, чуть погодя, в серебристо сверкающую на солнце громадную купу. Сквозь неё не просачивался ни один палящий луч – их отражали теневые листья.
Росший вокруг кустарник укорачивался в росте, как будто врастал в землю, и также засверкал зеркальцами теневых листочков, отбрасывая прочь от себя мертвящую
И вот уже почти в течение целого блеска наши герои стояли под крадубом, укрываясь его толстенным стволом и имея над головой плотный зонт листьев.
Збун затягивался. Тут и там начали чернеть более слабые теневые листья, сгоревшие от неодолимого потока ультрафиолета. Прямо на глазах жухла едва проклюнувшаяся новая трава, а старая задымилась. Из недалекой рощицы молодых деревьев всё чаще раздавались звуки диких, а то и разумных, потерявших укрытие и попавших под смертоносное солнце.
Свим машинально, как заклятие, на все лады повторял один и тот же вопрос, непонятно к кому обращенный, но настойчивый:
– Когда всё это кончится?.. Когда же это кончится?.. Скоро ли…
К”ньец фыркал в ответ. Да и что он мог сказать, тем более что Свим и не ожидал от него и ни от кого другого ответов и понимал, что продолжительность збуна ни от чьих желаний не зависит. Случится, и полдня протянется смертельная пляска, и тогда все те, кто вышел из города в несчастливый для них день, могут поплатиться жизнью или получить увечья; выгорят леса и травы до корней, и после там лет десять ничего не будет расти. Выживут лишь те животные, которые успели забраться в норы или нашли другие надёжные убежища.
Толстый ствол крадуба, напоённый весенними соками, его мощная теневая защита многоэтажной листвы могли выдержать и сохранять укрывшимся жизнь долго, если даже умрёт само дерево. Но кому приятно стоять и ждать, чем всё это закончиться? Деревья к тому же имеют неприятную особенность – гореть…
– Хоть бы дунуло откуда, – страдальчески проговорил Свим, меняя тему своих причитаний.
– Вот этого мы и дождались, похоже, – сообщил хопс. – Глянь-ка вон туда. Тучка?
Свим высунулся из-за ствола, посмотрел в сторону, указанную выродком.
– О, мутные звезды! Сегодня что, праздник всех неприятностей и напастей? Неужели ещё случиться и дождь? В эту пору?
– Дождь и буря.
– Не накаркай!
Камрат почувствовал, как вздрогнул Свим, да и сам пережил, напрочь позабыв о сне, тревожные минуты, после слов К”ньеца о дожде и бури.
Сейчас в городе все разумные, даже вьючные торны, во избежание неприятностей сидят по домам или подземельям. Конечно, збун, дождь и буря для систем погоды города и его защиты не страшны. Они очистят воздух и воду, степлят их или охладят, сами могут вызвать ветер и дождь. Однако город с его санитарно-климатическими системами – песчинка в море природного холма песков, давящего и подпирающего её со всех сторон, и ей трудно одной противостоять внешним силам и сохранять свой микроклимат. Продолжительные по времени збуны, а также дождь и сопровождающая его буря в состоянии принести горожанам бедствие. Потому-то всё живое в городе по сигналу стремиться избежать возможных последствий извне и уходит глубже под спасительный пласт земли. Тогда и збун им не страшен, а дождь и буря пронесутся где-то там, наверху. Могут развалиться несколько ветхих строений, пострадать растительность, но её восстановление
Здесь же, вне стен города, произойдёт то, о чём так часто рассказывала бабка Калея: кислотный дождь и всё сокрушающий ветер – самая большая неприятность для путников. От збуна можно отсидеться под могучим деревом, забраться в естественный грот на склоне холма, укрыться копольцем, а от ветра и дождя – только под надежной крышей, куда не дунет и не внесёт разъедающую одежду и плоть жидкость.
А где здесь такую крышу найти?
– То-то мне сегодня так не хотелось уходить из города, – сетовал, теперь по другому поводу, Свим. – Так Индрис своими сказками попутал. Так-то, значит, он видел перемены, старая тарахтелка! Волосы выпадут и кожа облезет…
– А у нас разве был выбор? – укоризненно отозвался К”ньец и выглянул из-за ствола, стараясь разглядеть надвигающуюся неприятность. – Для нас что збун, что дождь, а хуже было подставить Токана. Теском фундаренцев в последнее время совсем невзлюбил. А ты всё на Индриса валишь…
– Ты хочешь, чтобы я на небеса валил? Так это по приметам вашего клана. У людей во всём люди виноваты или неправы. Небо молчит, глядя на нас.
– Но и Индрис ни при чём, – последнее слово осталось за выродком.
Они надолго замолчали.
Камрата снова стало клонить ко сну. Недавнее волнение сменилось вялостью и безразличием. Он почему-то не верил предположению хопса о дожде и ветре. Весной их, как он знал, обычно не бывает. Вот наступит осень, тогда… Наверное… Сам он никогда не видел за пределами города ни дождя, ни ветра. Там, в городе, о погоде заботятся в кугуруме. У них график на весь год расписан – когда быть дождю, а когда пусть солнце светит.
К”ньец в очередной раз выглянул из-за дерева и решительно вышел из-под его защиты.
– Всё, збун кончился.
Люди, вернее Свим, а уж потом Камрат, и без его напоминания заметили перемены: краски потускнели и не слезили глаза, чёрный редкий лес окружил их.
Не в силах уже стоять, Камрат присел.
– Будем искать другое укрытие или останемся здесь? – Свим похлопал по щелистой коре крадуба. – Он выдержит любую бурю, а теневые листья ещё долго будут служить навесом.
К”ньец приподнял голову, принюхался. Короткие и редкие его усы зашевелились от воздушного потока или, возможно, выродок сам ими управлял и настраивал для каких-то целей. Камрату стало смешно, хотя и смотрел он за действиями хопса осоловелыми глазами.
– Ветер, – наконец сказал выродок. – Ветер есть, а тучи и бури нет… Хотя, думаю, что-нибудь с неба покапает. Копольцы надо надеть. Камрат, у тебя есть копольц?
Мальчик неуверенно пожал плечами и полез в свой заплечный мешок.
– Да, есть, – сказал он облегченно. – Бабка положила. Но я… – он замялся, копольц не раскрывался.
– Раздёрни петли, – подсказал Свим. – Так. Надевай на голову и не снимай, пока К”ньюша не скажет.
Они вышли на дорогу и через несколько шагов наткнулись на агонизирующего в смертельных судорогах выродка из кошачьих, по-видимому, тигров. Его мощный полосатый хвост бил по каменной твердости турусу, но сам путр уже ничего не соображал и не видел подошедших к нему разумных. Почему он не укрылся от збуна, Свим решил не выяснять, и оттолкнул любопытствующего мальчишку от места трагедии. Выродку практически выжгло спину и тыльную часть черепа. Странно, что он был ещё жив.