Реликтовая популяция. Книга 2
Шрифт:
– Шейн, плывёт, – наконец оповестил он. – Плывёт что-то. Наверное, большое! Сигнал сильный. Я видел… Оно…
Костов закатил от восторга глаза.
– Куда плывёт? – вернул его к действительности Жуперр.
– К городу плывёт. Куда ещё?
– Я это понял. Город большой. Когда подплывёт и к какой точке койны направляется?
Костов вновь закатил под лоб глаза и зашевелил губами в параллель своим мыслям или расчётам.
– Плывут быстро, – сказал он твёрдо. – Очень быстро. Не знаю, как так можно быстро плыть?
– Сколько времени?
– Будут здесь через две праузы… Или через
– Я так и думал, что они туда причалят, – заявил Остак. – Я там вчера, как ты, шейн, приказал, целый крин поставил. И наказал им смотреть в оба.
– Молодец, – похвалил Жуперр, изучая схему койны.
Он кивал головой, потому что так же, как и думерт, сразу подумал о таком поведении беглецов, стоило только Костову высказаться о приближении чего-то большого, плывущего по водам.
Заброшенное Поле – район древнего Примето или, может быть, его пригорода, лишённого по каким-то причинам стены, из века в век привлекал внимание горожан, по большей части испытывающих атавистическую тягу к природе. Они не рисковали покидать город и углубляться в упраны, у них не хватало духа или желания стать странниками, хожалыми, лесовиками, тескомовцами, бандитами, но в их генах теплились ещё остатки деяний предков, испытавших тягу к перемене мест, любовь к путешествиям и авантюрам. Такие горожане отводили душу на Заброшенном Поле.
Оно густо поросло лесом и представляло собой приподнятый участок земли, образовавшегося, по-видимому, от напластований в давние времена культурного слоя. Участок вытянулся неровной полосой вдоль стены, что обеспечивало безопасность рискнувшим выбраться на него горожанам, а размеры – около полутора тысяч квадратных свиджей – давали возможность почувствовать себя в одиночестве. Оттого Поле никогда не окультуривалось, никто не пытался пробить постоянные дорожки, выставить скамейки или, вообще, как-то облагородить ландшафт. Напротив, дикость его как раз и прельщала горожан. Во всяком случае, здесь можно было всегда найти уголок для уединения.
Сейчас, весной и в дни половодья, Заброшенное Поле посещалось редко. Сырость, голые ветви деревьев и кустарников, вода, подступившая почти вровень с берегами, отпугивали любителей закойновых прогулок. К тому же наступала ночь, поэтому расчёт беглецов высадиться в таком глухом и укрытом растительностью месте, был оправдан.
При высокой воде лес почти вплотную подступал к берегу, а с другой стороны – к стене, так что при соответствующем снаряжении, то есть при наличии верёвок, мостков для перехода через энергополе койны, жароупорной обуви и кое-чего иного, появлялась реальная возможность проникнуть в город через койну, не пользуясь лазами или шлюзами. Хотя и последнее тоже нельзя было сбрасывать со счетов. В районе Заброшенного Поля их было сразу два действующих и два заброшенных ещё в стародавние времена.
Жуперр, после недолгих размышлений, поскольку сообщение Костова упрощало задачу поиска, принял решение.
– Каждый из вас, – повёл он пальцем по ряду думертов, – выделит Остаку по полному крину…
– Но шейн! Тогда с чем останусь я? – приподнялся Радискот. – Я и так отправил полтора крина с Осинапсом…
– Знаю.
Думерты, услышав предложение руководителя, обменялись презрительными усмешками. Их мнение об особой категории тескомовцев никогда не поднимались выше того. Повара, уборщики, служба обеспечения и другие представляли значительную количественную составляющую обитателей гетто. Их профессиональные качества не подвергались сомнению. Зато бойцы они, естественно, были никудышными, хотя порой их заставляли поупражняться с мечом или чигиром. Оттого Радискот сразу наотрез отказался привлекать обосподных себе на помощь.
– Только не их! – воскликнул он с не показным испугом. – Я лучше сам постою у ворот.
В глазах Жуперра мелькнули лукавые огоньки, он ожидал такого ответа.
– Вот и постой. Да и бойцы твои пусть становятся на пост почаще… Итак, моё распоряжение остаётся в силе. Тогда… Всё! Через блеск крины должны быть уже в пути. Костов, мы с тобой сейчас вместе посмотрим, что ты там увидел… Выполняйте!
Жуперр тяжело поднялся.
– Эй, Сунда, слезай вниз. Пойдёшь со мной. Сунда! Спишь?
– Я… Ничего, – пробормотал телохранитель. Последовал длинный с завыванием зевок. – Что?
– Слазь, говорю. Сбегаешь к Заброшенному Полю.
– Куда-а-а? – потрясению Сунды не было предела.
Жуперр не дал ему повода усомниться в своём распоряжении.
– Туда! Я буду в думерете у Костова. Не заставляй меня ждать. У тебя времени не больше полублеска.
На сухом лице руководителя Тескома проступил румянец. Он сегодня и вправду пошлёт Сунду к месту предполагаемых событий. Пусть протрясётся, а то от безделья и сидячего образа службы жиром оброс. Скоро в каморке скрытого телохранителя помещаться не сможет. Сейчас уже всем, кто заходит сюда, слышится каждое его движение наверху. А ведь ещё год какой-то назад он сидел там и никаких звуков не подавал.
В думерете Костова – просторной комнате – толпились бойцы, и что-то наперебой обсуждали между собой. Появление самого руководителя Тескома в сопровождении их думерта стало для них неожиданностью. Не часто Жуперр сюда заглядывал, а вернее, практически никогда в думереты не заходил, давая возможность думертам править там полновластно.
В комнате наступила тишина. Тескомовцы расступились, давая дорогу руководству к длинному высокому столу, за которым обычно восседал думерт Костов, тем самым как бы возвышаясь над кринейторами, купоренами и рядовыми бойцами.
Сейчас над столом висело слабо мерцающее облачко с тремя оранжевыми точками. Точки располагались в линию и словно перемигивались, поочерёдно вспыхивая и угасая.
– Что тут у нас новенького? – по-хозяйски осведомился Костов.
Жуперр с интересом рассматривал прибор, добытый думертом из ненужного, казалось бы, уже хлама, скопившегося на складах Тескома за тысячелетия. Оказывается, они не потеряли способности выполнять функции, заложенные в них создателями. Но правда была и в том, что Костов сумел вспомнить о таком устройстве и привести его в действие. Вот поистине самое ценное, что иногда проявлялось в людях, не довольствующихся настоящим, а всегда помнящих о прошлом.