Рельсы под луной
Шрифт:
– Что там, старлей?
– Женщина, мертвая, – ответил я. – Непонятная какая-то… Ничего при ней.
Он кивнул и больше не расспрашивал – кому хочется этим заморачиваться сейчас, когда в первую очередь гадаешь, удастся ли выйти тихо и удастся ли выйти вообще…
Вышли мы тихо, без перестрелки и встреч с немцами. Никаких следов повышенной бдительности – видимо, немцы, как я и рассчитывал, просекли, что к чему, слишком поздно. Доставили обера в целости и сохранности, печального, конечно, но кто бы на его месте плясал гопака и травил анекдоты… Я же везучий…
Так вот, дальнейшее… Прежде чем начать отписываться, я среди прочего
– Объяснения или версии имеются?
– Ни малейших, – ответил я. – Откуда бы им взяться при таких обстоятельствах?
– Действительно, – говорит он. И, не раздумывая долго, заключает: – Я так думаю, старший лейтенант, это ты в донесение не включай. Никаким боком не лезет. И нас, если подумать, не касается совершенно.
Я думаю точно так же. Понимаете ли, все это было настолько странным, непонятным и необъяснимым, что категорически не сочеталось с нашими тогдашними фронтовыми делами и заботами, со всей нашей тогдашней жизнью. Не вписывалось никак.
Нет, ну разумеется, меня чуточку подзуживало… Я же говорю: интеллигентный ленинградский мальчик. Тайны, загадки, феномены и прочие странные явления должны обязательно получать объяснения – как учит нас и фантастика, и время, сороковые годы двадцатого века…
Только сделать я не могу ничего. Ничегошеньки. Даже если бы я каким-то чудом уговорил майора послать отдельное донесение с просьбой сообщить о происшедшем в академию наук, то донесение это наверняка отправили бы в корзину: мертвая женщина, пусть и в странной одежде, лес странно обожжен… Положа руку на сердце, тогда, на месте высокого начальства, я бы так, скорее всего, и поступил. Да еще рявкнул бы по телефону: «Степаныч, у тебя там все на голову здоровые? И запоем не пьют?» Что-нибудь вроде. В то время именно такого и следовало бы ожидать: никому нет дела до таких странностей, война идет… Конечно, по уставу я, как и всякий военнослужащий, мог отправить рапорт на имя вышестоящего начальства, вплоть до наркома обороны. Но результат был бы именно таким, о котором я только что говорил. Вне всякого сомнения.
А отправить частное письмо в Академию наук я никак не мог. «Мы, проходя по лесу в немецком тылу…» Это кто же такие «мы»? Туристы? Не смешно даже. А за строчку «мы, группа фронтовой разведки», зацепился бы первый же военный цензор – впрочем, и за слова «проходя по лесу в немецком тылу». И загремел бы я под трибунал, как пить дать.
И наконец, я совершенно не уверен – до сих пор, – что ученые, попади к ним каким-то чудом моя информация, отнеслись бы к ней со всей серьезностью. Во-первых, идет война, не до того, да и плохо я представлял – и представляю, – каких именно ученых это могло бы заинтересовать тогда? Астрономов? Биологов? Лесоведов? Физиков? Даже не соображу. Во-вторых, ученые всегда любили и любят говорить, что они – самый недоверчивый народ на земле. А тут, изволите ли видеть, какой-то старлей… И случай странный, не имеющий прикладного значения…
Одним словом, особых душевных терзаний я не испытывал. Прикинул все возможности и понял, что нет никаких. Успокоился, занялся обычными делами и вспоминал нечасто. Благо прохлаждаться мне не приходилось. Ну, было…
Сомневаюсь, что немцы ее обнаружили, вряд ли они прошли по нашему маршруту, и невелик шанс, что в том месте устроили бы прочесывание. Кроме того, есть сильные подозрения, что они, даже
Местные жители? Места были весьма малообитаемыми. Да и они, наткнувшись, не стали бы заморачиваться: им в первую очередь следовало думать о том, как выжить под немцем. И партизаны, окажись они на той поляне, не стали бы возиться.
В общем, если тело не исчезло столь же необъяснимо, как и появилось, подверглось бы естественному ходу событий: либо им занялись бы заинтересованные лесные обитатели, вплоть до насекомых, либо остался бы скелет в странной, непробиваемой одежде. До сих пор по глухим местам валяется столько неразысканных костей…
Уже после войны меня порой подмывало поехать и поискать ту поляну (демобилизовали меня в сорок шестом, повезло). Но так уж сложилось, что жизнь вошла в колею: институт, заботы о приработке, будущая жена, мама болела… Как-то так… не сложилось. И понемногу всякое желание пропало.
Нынешние объяснения? Да бога ради, версий сколько угодно! Полной горстью зачерпнутых из фантастики. Во-первых, параллельные пространства. Почему во-первых? Да просто о них писали еще в двадцатые, один рассказ так и назывался: «Параллельные миры». Зенькович, по-моему. «Всемирный следопыт», двадцать пятый год, у меня была подшивка.
Ну, и далее… Как говорится, полный джентльменский набор. Другие измерения. Инопланетяне. Экспериментаторы из будущего. Вот, пожалуй, и все, не такая уж и полная горсть. Только ни одна из этих гипотез моими тогдашними наблюдениями не может быть ни подтверждена, ни опровергнута. Следовательно, объяснения как не было, так и нет…
Прекрасная незнакомка
Я тогда направлялся в штаб батальона. Пешком, естественно: лейтенанту, командиру взвода машины не полагается. А с попутками не везло – дорога была окольная, не особенно и оживленное движение. Обогнали меня два танка, санитарная машина, полковник на «Виллисе» – но никто из них на роль попутки не годился. А впрочем, путь был недальний, всего-то три с лишним километра. Погода стояла не морозная, градусов пять ниже нуля, не больше. Молодой, здоровый, бодрым шагом… По обе стороны – глубокие снега, березовые рощицы, но большак хорошо укатали танки, так что идти легко.
Солнышко светило, в полях нетронутый снег искрился, так что шагалось довольно весело, особенно если учесть, что в штабе мне предстояло получить «Боевые заслуги», вторую награду в моей жизни, вторую медаль. Это потом ордена прибавились, и звездочка Героя поманила, но в руки не далась…
Лес стал гуще, подступил к дороге вплотную, дорога сворачивала. За поворотом я и увидел, что навстречу чешет всадник. Ну и пусть себе чешет, у него свои дела. Опасаться не стоило: немцы откатились быстро, без «мешков» и «котлов», так что их окруженцы шляться тут никак не могли. В случае чего – всадник один-одинешенек, далеко видно, что дорога пустая, a у меня, кроме пистолета, и автомат при себе.