Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край
Шрифт:
– Мы с другом Сергеем поговорили о делах.
У Сергея было два взрослых сына. Один из них дружил с Зиной Яковецкой. Их свидания часто проходили на нашей площадке пятого этажа.
Когда от нас съехали Пшеницыны, мы приобрели ребятам две койки, и маленькая комната стала детской. Вечерами братья допоздна беседовали. Коля в школе учил английский язык, а Вове всегда было интересно узнавать новое. Он выучил довольно много английских слов, громко и с выражением их произносил. Однажды, проходя в автобусе вдоль рядов занятых пассажирами сидений, он выдал на-гора свои познания иностранного языка. Люди в автобусе заулыбались.
Как-то
– Воот это ноос!
Этого ему показалось мало, и он указал на предмет своего восхищения пальчиком, почти коснувшись лица Алексея. Надо признать, «устами младенца глаголет истина» – на худощавом лице нашего гостя нос заметно выделялся.
Немного позже, будучи в отпуске, мы ездили в Асбест, где гостили у Раиной сестры Антонины. На ужин были приглашены и наши друзья Кощеевы. Видимо, из наших разговоров Вовик наслушался про Кощеевых и запомнил эту фамилию. Когда все расселись за столом, он указал на Геннадия Кощеева и прокомментировал:
– У, Кощей Бессмертный!
Все сделали вид, будто не слышали слов малыша. Впрочем, должен признать, что Геннадий не был красавцем. Но если бы его подобным эпитетом наградил взрослый человек, это было бы большим оскорблением и всё-таки далеко от правды.
Как-то мы спросили Вовика, кем он хочет быть. Его ответ был настолько неожиданным, что мы до сих пор вспоминаем об этом с улыбкой:
– Хочу стать звонильщиком на мусорке!
Тут надо объяснить. Мусор у нас вывозили раз в сутки утром на специальной машине. Мусоровоз заезжал во двор, останавливался примерно посередине дома, а специально назначенный работник (чаще работница) шёл по подъездам, где звонил в небольшой колокол, чтобы жители поспешили вынести свой мусор, пока машина не уехала. Видимо, ребёнку нравился звон этого колокольчика, да и подобная работа казалась весёлой и нетрудной.
Как-то я взял Вовика на работу. Наш составитель Витя Самсонов удивился:
– Сам старый, а ребёнок маленький.
– А ещё у меня жена молодая, – ответил я.
Глава 30. ГОРЕ-РЕМОНТНИКИ
В начале 1974 года фабрика обогащения стала выдавать продукцию – железную руду. На специально построенной железнодорожной станции Погрузочная в полувагоны МПС на весовых платформах насыпали по шестьдесят тонн руды, затем составляли их в поезда и отвозили на Курбакинскую. Перегон Михайловский Рудник – Курбакинская был сдан Министерству путей сообщения в постоянную эксплуатацию ещё полгода назад. Пригородный поезд Льгов – Михайловский Рудник стал теперь ходить до Курбакинской.
На этом перегоне отныне допускалась скорость до 60 км/ч, что нам было на руку, поскольку мы теперь могли хотя бы небольшой участок пути проехать с нормальной скоростью, не нарушая при этом инструкций. Вообще-то на строящихся путях разрешалось ехать не быстрее пятнадцати километров в час, но мы, хорошо зная
Ещё до сдачи этого участка МПС к нам приняли нового машиниста, которого по всем правилам проинструктировали о разрешённой скорости. Он, видимо, был законопослушным человеком, поскольку воспринял это ограничение серьёзно и вёз рабочих шестьдесят километров до Оки четыре часа. За это время рабочие в вагонах уже успели пообедать и собрались ехать обратно. Правда, им не повезло, прораб и и мастера всё-таки этого не позволили и заставили работать до пяти часов. Домой они вернулись уже после восьми.
В феврале руководство СМП надумало подремонтировать наш тепловоз в Курске. Направили туда нас вчетвером – два машиниста и два помощника. Ехали ночью через Льгов, прибыли на место назначения лишь утром в пять часов. Я сразу пошёл к дежурному по депо.
– Тепловоз можете оставить, где стоит, – сказал он. – Мы займёмся им позже.
– На улице мороз, – возразил я. – Водяная система за три часа как пить дать перемёрзнет.
– Вы его не глушите. У меня есть локомотивная бригада, они присмотрят. А сами идите в дом отдыха локомотивных бригад, – и он объяснил нам дорогу.
Мы спокойно отправились по указанному адресу. В круглосуточно работающем буфете перекусили, а потом нам выделили койки, заправленные чистым бельём. Завалившись на них, мы беззаботно продрыхли часов пять. Затем отправились обратно в депо, где нас встретил заместитель начальника по ремонту и предъявил неожиданную претензию:
– Почему оставили работающий тепловоз без наблюдения?
Мы объяснили, что поступили так с разрешения дежурного по депо. Замначальника покрутил головой, словно ища этого дежурного, и, не обнаружив оного, сказал:
– Ну ладно, идите.
Куда идти и что нам делать, он не уточнил. По ремонту нас не использовали, никаких поручений не давали. По сути, мы валяли дурака. По-моему, рабочие депо занимались тем же, во всяком случае никакого серьёзного ремонта наш локомотив не получал. Я надеялся, что нам заменят аккумуляторную батарею, и каждое утро, приходя к заму, мы требовали выполнения ремонта. В ответ он заверял, что всё будет сделано. Но когда мы встретили слесарей возле нашего тепловоза, один из них признался, что деньги за ремонт давно получены, поэтому никто не хочет работать без стимула. В результате, если что и делалось, то только по мелочи.
27 февраля я отправил телеграмму с поздравлениями дочери Галине. Ей исполнялось восемнадцать лет. Можно сказать, что это был и мой праздник, поскольку с этого дня я не буду больше платить алименты. В Горький я, конечно, ехать не собирался, и мог лишь надеяться, что она сама надумает к нам приехать. Зная город, где мы живём, адрес узнать было несложно.
Тем временем наш горе-ремонт продолжался. Недели через две пустопорожних мытарств, как обычно, утром мы пошли в депо. Мои ребята по пути свернули в магазин, но довольно скоро пришли в депо. К заместителю начальника мы ввалились вчетвером. А когда в очередной раз не услышали вразумительного ответа на вопрос о том, когда же будут ремонтировать наш тепловоз, самый молодой из нас решил припугнуть зама: