Релятивщик этики

Поизносились чувства, как сердца усталые.

Завяли поцелуи, словно губы старые.

И крутят фуэте часы больною балериной.

Зачем такою стала жизнь беЗсмысленной и длинной?

Я не хочу унылых дней. Не нужно и пророчества,

Чтобы понять, что впереди – тупое одиночество.

Так устала я от этих строк,

но

Словно кто-то вдруг толкает в бок,

чтоб хватала я их на лету.

..........

Мне только разобраться не пристало:

нашёптывает Бог или же дьявол…

Секс мандарином пропах,

ты свой кинжал обнажил,

Этот чарующий пах,

ты элегантно курил…

В обморок вёл сексопляс,

длился с тобой до утра.

Пусть это был мезальянс,

пусть для тебя я – раба.

Я не хочу забывать,

это уже, будто сон.

Грустно белеет кровать,

так и не найден был клон.

Этого не повторить,

плохо, когда эксклюзив.

Мне уже не убить

славный паллиатив.

В скобках я, несчастный резервист,

Серенькая, скромненькая моль.

Тут вопит лычкастый сатанист:

«Единица – вздор!», «Единица – ноль»*.

Но затеял бойню мерзкий гнус,

И теперь пошёл отсчёт иной.

Лишь когда приходит скорбный груз,

Все вопят: «Ещё один герой!».

Лишь когда нас в поле надо гнать,

Единицу вспомнят: трудодень.

А в рутине дней что ж вспоминать:

Человек для сатанистов – тень.

*В. Маяковский. Поэма «Владимир Ильич Ленин».

Она между нами трещина,

она между нами раскол.

Она, может быть, недоженщина,

но что же с того, козёл?!

Ты любишь меня, но тешишься,

да тешусь и я теперь.

Когда-то ты перебесишься,

но я не открою дверь.

Как я устала… Как я устала!

Жизнь так жестоко перелистала…

Я интересная книга, но много

Книжек таких прочитала в дороге.

Как я устала!

Цугцванг. Два балла.

Но тебе мало, всё тебе мало

Этих терзаний, Судьба.

Упала…

Ты меня от других спасал,

от себя спасти не готов…

Сколько ж выросло ссор и драм

из коротеньких пустяков…

Я с тобою, как за стеной,

неуютно, увы, за ней.

Будь поласковее со мной,

и прошу одного: не бей!

Ты простить опять попросил

за рычание, как в лесу.

У меня не осталось сил,

я тебя уже не снесу…

Стихи вгрызаются в память,

Когда они пишутся сами.

Как полная сирыми паперть,

Сидят в подкорке гвоздями.

Стихи ведь – такие нарывы.

Тогда они интересны,

Когда, как налитые сливы,

Когда воплощаются в песни.

И льются слезами строчки,

Невыплаканными слезами.

Когда доходишь до точки,

Тогда лишь и пишутся сами.

Узколобый, беззубенький мальчик,

ты нацелен лишь что-то урвать

На халяву, хоть маленький мячик,

не в открытую, так своровать.

Ты уже в двадцать пять ходишь с пузом,

потому что без меры ты жрёшь.

Парень, ты – генетический мусор:

не обманешь так не проживёшь.

Прикрыт занавеской стыд,

отмыто окно в суть.

Намного уютней жить,

поверив во что-нибудь.

Отмены богов не ищи

ты в строчках моих сейчас.

Они ведь не миражи,

но всех их затмил Глаз*.

Конец ознакомительного фрагмента.