Рэмбо 3

Моррелл Дэвид

Он соскочил на землю.

Кувыркнулся через голову.

И ударился грудью о ствол дерева.

От удара Рэмбо чуть не потерял сознание. Он судорожно ловил ртом воздух. Мышцы свело судорогой. Бой затих.

Со всех сторон его окружали огонь, дым и смрад. Вокруг лежали поверженные воины Аллаха, души которых были уже в раю.

Над

ним возвышался огромный, точно вытесанный из камня советский прапорщик. В руках он сжимал автомат и хмуро глядел на полковника, из черепа которого торчал нож. Прапорщик повернулся к Рэмбо. Казалось, сейчас он выстрелит. Но он отшвырнул автомат.

— Не понимаю, — сказал Рэмбо.

Услышав русскую речь, прапорщик недоуменно уставился на Рэмбо.

— Почему ты не убил меня? — спросил Рэмбо. Прапорщик кивнул в сторону полковника.

— Этот подонок все-таки дал деру. Я всегда знал, что он трус. Я как раз целился в него, но ты его прикончил раньше.

— Но ведь я твой враг. Почему ты не убил меня?!

— Жизнь — страдание.

Рэмбо был изумлен. Его поразило это знакомое ему слово. Вспомнился монастырь в Бангкоке и первая истина Будды.

— Знаю.

— Я сделал страдание моей профессией. А эти люди сделали его своей жизнью. Я упрямее их. Скажи им, что я буду сражаться на их стороне.

16

Рэмбо стал переворачивать носилки и услышал стон Траутмэна.

— Слава Богу, вы живы. Теперь уж я обязательно доставлю вас в госпиталь, сэр.

Траутмэн слабо постанывал.

Моджахеды подняли лошадь и освободили из-под нее Мусу. Афганец корчился от боли. Мертвая лошадь, падая, придавила ему раненую ногу. Рэмбо надеялся, что кость осталась цела. Когда он увидел, что Муса пошевелил ногой, он преисполнился благодарности к Всевышнему.

Мишель пришла в себя. Два моджахеда помогли ей подняться. Сломанная рука разламывалась от боли, но Мишель хотя бы могла

передвигаться.

Подошел Мосаад и быстро-быстро заговорил.

Рэмбо повернулся к Мишель.

— Я знаю, тебе очень больно. Мне не хотелось бы тебя затруднять, но все же, что он говорит?

— Он говорит, что его люди и через тысячи лет будут слагать легенды об этих нескольких днях, этом бое, о тебе.

У Рэмбо пересохло во рту.

— Скажи, что я никогда не забуду Мосаада, его людей, их мужество. И сделаю все, чтобы хоть как-то помочь им.

Мосаад подошел к Рэмбо и пожал ему руку. Это была величайшая честь, ибо Рэмбо был чужак, к тому же неверный. Мосаад снова заговорил.

— Его беспокоят вертолеты, — в голосе Мишель звучала тревога. — Советские захотят связаться по рации с этой колонной, им никто не ответит, они опять прилетят сюда.

— К тому времени мы уже будем в Пакистане. — В голосе Рэмбо слышалось ликование. Он оглянулся на Траутмэна. — Вы слышите меня, сэр? В Пакистане! Я доставлю вас в госпиталь. И вы будете в порядке!

Но он не хотел искушать судьбу.

— Если Бог даст… — добавил он.

Направляясь в сторону тропы, ведущей в Пакистан, он вспомнил слова русского прапорщика.

Жизнь — страдание. Я сделал страдание моей профессией.

Да, теперь все ясно. И он, наконец, сделал то, что хотел Траутмэн.

Отныне он будет следовать своему земному предназначению.

Эта мысль его поразила. Предназначению?

Неужели ему предназначено именно это?

Когда-нибудь он получит ответ на свой вопрос. Господь сделал его воином. Пока страдают невинные, у него есть цель в жизни. У него есть цель, которой он служит.

Он должен страдать за других.

Рэмбо улыбался, поднимаясь по тропе, уводящей его в Пакистан, в будущее. И, даст Бог, в спасение.