Ремейк Нового года
Шрифт:
30 декабря. 8.05.
Москва, проезд Шокальского.
(Спустя 20 часов 45 минут после события)
Лия сидела на моей кухне — поникшая, вся съежившаяся, вжавшаяся в спинку стула.
— Да, круто ты попала, — резюмировал я.
Она вся ощетинилась:
— А ты? Ты не попал?
— И я — тоже, — не стал спорить я.
Лия вдруг расплакалась. Она рыдала как девчонка, навзрыд, всхлипывая. Я подошел к ней и обнял за плечи. Она уткнулась носом
Наконец она отплакалась. Я дал ей носовой платок.
— Вася, — пробормотала она. — Васенька! Что мне делать?!
— Для начала ты можешь пожить у меня, — радушно предложил я.
— Для начала?! — зло выкрикнула она. — Это сколько? День? Два? Неделю?
— Сколько надо, столько живи. Хоть всю жизнь.
— Да? — язвительно проговорила Лия. — Просидеть всю жизнь здесь, у тебя дома? И каждый раз вздрагивать от звонков в дверь? Спасибо, конечно…
— Можно сбежать, — предложил я.
— Куда?!
— За границу.
— Как? Меня пограничники тормознут.
— А почему бы не сделать тебе новый паспорт? На чужое имя?
Ее лицо вспыхнуло надеждой.
— А ты сможешь?
— Не знаю, — пожал я плечами, — но попробую. В Москве сейчас все можно. Были б деньги.
— Деньги будут, — серьезно кивнула она.
— Я думаю, тут нужны большие деньги.
— Это все равно. Я заплачу.
— Тогда я узнаю, что можно сделать. Прямо сегодня.
— О, Вася! Я тебе буду так благодарна! Иди ко мне.
— Мне пора на работу.
— Ничего, опоздаешь на полчасика, — промурлыкала Лия и притянула меня к себе.
Москва, Сретенка.
30 декабря, 15.00.
(26 часов после события)
С утра я закрылся в своем кабинете и стал названивать по всем возможным номерам, выстраивая цепочки к делателям фальшивых загранпаспортов. Не знаю, сколько я в точности обзвонил человек — двадцать, тридцать или сорок, — но ближе к обеду меня вывели на некоего Степаныча. Мне сказали, что он — может. Я позвонил ему и по недомолвкам в трубке понял, что Степаныч действительно сможет (если, конечно, не кинет). Мы договорились встретиться с ним в полчетвертого в «Макдоналдсе», в торговом центре у метро «Сухаревская».
Все утро я боролся с желанием позвонить домой — поговорить с Лией. Нет, не для того, чтобы проверить: не сбежала ли она. Просто хотелось услышать ее голос. И вот теперь у меня появился повод. Я позвонил условным сигналом: выждал четыре гудка и нажал «отбой», а потом набрал номер снова.
— Да-а? — пропел в трубке ее голос, и на сердце у меня потеплело.
— Что делаешь? — глупо спросил я.
— Смотрю «ящик». Бразильский сериал.
— Тебе срочно надо сфотографироваться на загранпаспорт.
— Да-а?! Вот здорово!
— В верхнем ящике на кухне есть запасные ключи от квартиры. Сходи к метро и снимись в автомате. Только на маршрутку не садись, иди пешком.
— Йес,
Я двинулся на встречу со Степанычем.
Москва, Сухаревка.
30 декабря, 15.30.
(26 часов 30 минут после события)
Степаныч оказался огромным седым мужиком, супертяжеловесом. Биг-мак в его руке казался круассанчиком. Как он, интересно, со столь приметной внешностью занимается тайным бизнесом?
— Когда тебе нужна ксива? — спросил он, с упоением перемалывая канадский бутерброд.
— Чем скорей, тем лучше.
— За срочность — наценка.
— Сколько?
Он не ответил, разворачивая своими пальцами-сардельками новый гамбургер.
— Виза тоже нужна? — промычал он, откусывая огромный кусок сандвича.
— Да. Лучше — «шенген».
— Все вместе — десять зеленых кусков. Аванс — пятьдесят процентов, остальное — при получении.
— А документы надежные?
— Тебе, сынок, — усмехнулся он, — придется поверить мне на слово.
Москва, Воробьевы горы.
22 декабря, 01.00.
(За семь с половиной суток до события)
Москва осталась где-то далеко внизу, у подножия Воробьевых гор. Там, в городе, все было как обычно: темноту ночи прорезают скучные фонари, мигают бесполезные витрины, а трепетные снежинки мгновенно превращаются в унылую хлябь. А здесь, наверху, особый мир — присыпанный свежим, сладким на вкус снегом. Мир оголтелый, жестокий, безбашенный. И дьявольски привлекательный.
Тот самый немолодой человек, похожий на Де Ниро, знал здесь немногих. Но чувствовал себя лучше, чем дома.
…Сегодня на площадке на Воробьевых горах собрались стрит-рэйсеры. Юноши щеголяли на оттюнингованных «восьмерках» и «девятках». Господа приезжали на дорогих, почти что гоночных «Субару» и «бэхах». Встречались и дамочки, в основном — дочки столичных богатеев. Девочкам нравилось заявляться сюда на новеньких, только что подаренных автомобильчиках. Вариться в котле, полном настоящих мужчин. Они даже готовы были подставлять бока своих лакированных машинок под хищные бамперы мощных гоночных тачек.
Нынешняя ночь — предрождественская, пахнущая морозцем — обещала стать изумительной, хотя «Де Ниро» и не был уверен — хочется ли ему сегодня ездить. Иногда хватало просто смотреть. Смотреть, как мозгляк на разлапистой «восьмерочке» отчаянно пытается войти в поворот — и заканчивает гонку, расквасив машинный нос о бордюр. Как страстно, почти касаясь боками, мчатся бок о бок два автомобиля совокупной ценой под полмиллиона долларов… Риск, спору нет, всегда удовольствие. Но с такой работой, как у него, бывает чертовски приятно всего лишь наблюдать, как рискуют другие.