Ремонт, как повод жить вместе
Шрифт:
Положила тарелки в мойку и оперлась о нее, переводя дух, приходя в себя. Тело было возбуждено до предела, щеки горели от стыда и желания. Да что ж такое творится? Как можно так возбуждаться в присутствии родителей? Да мне даже целоваться с парнями при них было стыдно и неловко. А тут меня бессовестно ласкают между ног и мне плевать на все на свете!
Зашел Андрей и ласково обняв за талию, нежно поцеловал в щеку и сказал.
— Решил помочь отнести чистые тарелки.
Я как фурия набросилась на него:
— Ты что творишь? Ты совсем с ума сошел? Что ты себе позволяешь? Отпусти!
Его руки медленно полезли под юбку, а губы ласкали шею. Я вообще потеряла связь с реальностью. Это безрассудство, но такое восхитительное.
— Милая, либо ты кончаешь сразу, либо хотя бы делай вид какой-то деятельности, — с этими словами Андрей развернул меня от себя, повернул лицом к мойке, надел на меня фартук, включив перед этим воду.
Зашла мама, неся в руках тарелки, как раз, когда Андрей перестал возится с завязками фартука.
— Я хочу нарезку подложить. Кристина, да не нужно мыть посуду, нужно было только чистые принести, а я бы потом все перемыла.
— Теть Тань, — лучезарно улыбаясь и доставая из шкафчика чистые тарелки, всучивая их маме, сказал Андрей, — вы пока чистые несите, а мы посуду перемоем и перетрем сразу, чтоб вам проще было. В четыре руки быстрее будет. Да и нам не сложно. Можете пока пообщаться с детьми.
И подмигнул, нагло выпроваживая мою маму из ее собственной кухни. Мне кажется, он продал свою совесть еще в яслях даже не за пряник, а за малюсенькую конфетку, потому что уже тогда совести у этого пацана не было совсем. Я старалась не оборачиваться, чтоб мама не увидела мои пылающие щеки и блестящие глаза, затуманенные возбуждением.
Андрей повернулся ко мне, приподнял юбку и восхищенно произнес мне на ушко:
— На тебе эти трусики в сто раз лучше смотрятся чем на манекене, — и стал гладить мою кожу сквозь ткань, стоя сзади, загораживая меня от входа. Если кто и зайдет, то ничего не заметит кроме его широкой спины.
Ощущения были восхитительные и я ни капли не пожалела, надев это белье — руки гладили сквозь ткань, и в то же время были голые участки кожи — и этот контраст ощущений через ткань, а потом резко без ткани, — просто пьянил.
— Андрей, что же ты со мной творишь, — жалобно прошептала я, не в силах мыть больше посуду или хотя бы перекрыть кран, потому что его руки отодвинули ткань трусиков и стали гладить голую кожу, слегка проникая внутрь, задевая клитор и снова гладя только складочки.
— Андрей, пожалуйста, — прошептала я, не понимая, чего хочу больше: чтоб он убрал руки или чтоб наконец-то помог кончить. Я ощущала себя нашкодившей школьницей, обнимающейся с мальчиком в своей комнате, прикрываясь тем, что нужно готовить домашку, когда родители за стенкой мирно беседуют.
— Красавица моя, — прошептал он, целую затылок и шею, активно лаская меня пальцами, проникая глубоко внутрь, резко, безжалостно, пока я не выгнулась и не затряслась сдерживая стон, отчего извивалась еще больше, будто невозможность кричать и стонать в голос передалась телу, и оно пыталось кричать вместо горла.
— Умничка моя, — прошептал Андрей, одернув мне подол платья, прижимаясь крепче ко мне и из-за моей спины протянул руки и начал мыть посуду
Когда немного опомнилась, забрала у Андрея мочалку и молча продолжила мыть посуду. Андрей чмокнул меня в щеку, и ловко стал перетирать тарелки, ставя их на место. Когда закончила с посудой, так же молча выключила воду, вытерла руки, сняла фартук, не глядя на парня. Он подошел ко мне, обнял и прошептал:
— Маленькая моя, я не хотел тебя обидеть, мне просто так нравится, когда ты кончаешь. Это так приятно, — он ласково поцеловал в щеку.
— Ты не обидел, просто… — я смотрела на его грудь, боясь встретится с синими глазами, чтоб не сбиться с мысли, — просто… это неправильно. Я себя ощущаю школьницей, обманщицей, даже предательницей.
Он поднял меня за подбородок и заглянул в глаза.
— Тебе хорошо со мной? — он внимательно следил за моей реакцией, за взглядом.
— Очень, — еле слышно сказала я, — так хорошо, что аж страшно.
Его губы растянулись в самоуверенной улыбке. Чеширский кот удавился бы от зависти от широты этой улыбки. Нет, не удавился бы, повесился точно!
— Что? — непонимающе спросил я.
— Я просто жду того дня, когда наконец-то смогу положить тебя на кровать и ласкать так долго, как мне захочется, — сердце, кажется пропустило удар, — а потом трахать тебя так долго, как только сил хватит, — сердце замерло на мгновение, а потом бросилось в бешеную скачку. Как же я хочу все описанное! Судя по реакции в его штанах, то в мозгу у Андрея целый порнофильм снимается в данный момент.
Я поцеловала его в губы и быстро прошептала.
— Нужно идти, а то вызовем подозрения не только у Ани, но и у остальных. Особенно когда увидят твой стояк.
— Ваше предложение бесспорно заслуживает внимания, Кристина Павловна, — усмехнулся Андрей, отпуская меня, — но вот со стояком ничего поделать не могу — это естественная реакция на Вас.
— Почему это я тогда раньше не замечала столь явной реакции, — улыбнулась я, выгибая бровь.
— А я умею хорошо шифроваться, — подмигнул мне парень и, чмокнув меня в нос, пошел на балкон курить.
Я вздохнула и пошла к своему семейству, заглянув перед этим в туалет и ванную привести себя в порядок.
— Что это вы так долго? И где Андрей? — Сашка уже был слегка поддатый.
— Курит, — безразлично пожала плечами я.
— И без меня? — наиграно возмутился брат и выбравшись из-за стола, направился составить другу компанию.
Остаток вечера мы провели так же весело и непринужденно, как и начало. Домой засобирались мы уже ближе к девяти вечера. Мама нагрузила нас готовой едой — прекрасно, вопрос готовки на завтра отпадает полностью — и взяла с нас обещание приехать как-нибудь на следующей неделе, когда у нее уже будет гостить тётя Марина. Аня и Андрей тоже были приглашены на предстоящий семейный слет: Аня — как девушка Саши, а Андрей — как уже неотъемлемая часть нашей семьи.