Рена и армия чародеев
Шрифт:
«Только бы мне удалось вновь обрести волшебную силу, тогда и еду достану», — подбадривал он себя, разглядывая далекие вершины гор.
Коннор попытался прислушаться к своим ощущениям, желая обнаружить хоть малейшие признаки пробуждения волшебства. Но ничего не чувствовал.
И он упрямо шел и шел, не обращая внимания на то, что небо заволокло сизыми тучами и начался густой снегопад.
В конце концов Коннор набрел на узкую горную тропу и стал карабкаться вверх по ней, надеясь лишь на то, что ее протоптали не кровожадные звери варри. Иногда он останавливался, затаивался и прислушивался к крикам
Когда солнце опустилось за дальнюю линию гор, воздух стал холоднее, почти сразу тьма упала, Коннор принялся подыскивать подходящее место для ночлега. Он нашел узкую щель в скале над самой пропастью, из которой угрожающе ползли вверх широкие лапы теней. Внутри здорово пахло козлом.
Он свернулся на каменном полу и попытался заснуть.
И опять нахлынули сны. Несказанная музыка звучала где-то в поднебесных сферах, звала его, поднимала над землей и давала свободный полет над неприступными снежными пиками. И полет этот длился, длился… пока сон не исчез.
Грохот осыпающихся камней разбудил его. В первый момент Коннор попытался не обращать внимания, вернуть чудесный сон, но шум и шорох не прекращались. Он пробудился окончательно. Опасность? Он выглянул из щели и увидел парочку длинноногих горных газелей, несущихся мимо.
Сна уже ждать было нечего. Коннор поднялся, и тут же почувствовал невыносимый голод. Стараясь не обращать на него внимания, Коннор зачерпнул немного снега и опять начал карабкаться вверх.
Туман окутал его, съедая не только окрестности, но и малейшие звуки. Вязкая тишина казалась мрачной и грозной. Время от времени он останавливался, борясь с головокружением и прислушиваясь к себе в надежде вновь обрести силу волшебства. Но все было бесполезно.
«А вдруг Андреус какими-то страшными заклинаниями напрочь изгнал волшебство, отравил меня так же, как он сумел отравить воду и землю вокруг?» с тоской думал Коннор.
К исходу дня Коннор наконец выбрался из тумана, который остался лежать пухлыми клочьями в седловинах и горных перевалах где-то внизу, под ногами. Но теперь на невероятной высоте стало одолевать сильное головокружение.
«Слишком долго я ничего не ел…»
Но вокруг были снег, камни, небо. Никакой еды.
Коннор слишком обессилел, чтобы продолжать свой путь. Значит, пришло время отыскать укромное местечко и отдохнуть. Если же это окажется его последним приютом, то надо, чтобы место было и красивым.
Он еще раз огляделся вокруг. Чуть выше по тропинке поднималась из-за скалы небольшая редкая рощица. Коннор, едва волоча ноги, двинулся вверх.
Тут, на дикой скале, поросшей клочьями мха и низкими папоротниками, росло единственное дерево. Скрюченное от постоянных ветров, древнее и морщинистое, со стволом, будто завязанным узлами, оно распростерло над Коннором свои усеянные крупными зелеными иглами ветви. Они обнимали его, словно добрые, надежные руки.
Коннор опустился на узловатые корни дерева и вгляделся в даль. Воздух был чист и прозрачен, и Коннор мог видеть далеко внизу долину, лес, реку. Чуть севернее блестело отражающее золотой закат озеро.
Он был слишком высоко надо всем этим, чтобы различить дома или хоть какие-нибудь дела рук
Коннор старался дышать глубже и равномернее. Вдох и выдох. Вдох и выдох…
Теперь и слух его обострился. Но каким-то особенным образом. Он различал не только обычные звуки, но и тот гул, ту музыку, что пронизывала его, исходя из глубины скал, возникая в корнях дерева и возносясь к узловатым ветвям и проникая оттуда в каждую зеленую иголочку, до самого ее острия.
Закрыв глаза, Коннор прислушивался к жизни дерева, к неслышному току восходящих соков внутри его. Он чувствовал и обратный ток света, который стремился к корням от самых кончиков игл.
Он слышал и ропот дерева, и музыку камней, и шепот ледяного ветра.
Его существо было пронизано жизнью дерева, земли. Сознание стало медленно погружаться в глубь самого окружающего мира, и Коннор уже не мог отделить себя от гула мироздания. Он с радостью сдался, утрачивая постепенно ощущение своей отдельной, человеческой жизни.
Мимо него, над ним, вне его протекал день, а затем и ночь, и еще один день, и еще один…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Тайрон прислонился к стене пещеры и наблюдал за Реной, которая бесстрашно взобралась на самую верхушку кучи обломков скалы. В одной руке у нее был Хрустальный Кристалл, в другой раскрытая тетрадь. Переводя взгляд с голубого Кристалла на чистую страницу, Рена быстро что-то писала. Время от времени она переворачивала на ладони Кристалл и снова принималась писать.
— Вот! — Голос ее эхом разнесся по пещере. — Тут еще один знак Ийон Дайин! — Она подняла повыше Кристалл и приложила его к колонне сталактита. — Опять сработало! — радостно воскликнула она. — Стоит лишь поймать гранью Кристалла один знак, и проявляются все древние письмена. Они видны так ясно, будто начертаны только вчера. Жаль, что я не могу их прочесть.
— Оставь это на будущее, когда станешь настоящим магом, — посоветовал Тайрон.
Рена улыбнулась в ответ. Потом вдруг, словно спохватившись, показала ему язык и состроила уморительную рожицу.
— Ага! Выходит, сейчас ты считаешь меня круглой дурочкой? Думаешь, нечего задерживаться? — Она просительно поглядела на него. — Позволь хотя бы срисовать этот хвостик надписи, и пойдем.
Она быстро закончила и скатилась вниз, чихая и отряхиваясь от пыли.
— Списала почти все, — бодро сказала она. — Эх, Тайрон, знал бы ты, как мне хочется срисовать все-все, что здесь написано!
Тайрон не возражал, но вздохнул с облегчением. Петляя по извилистому тоннелю, он размышлял об их бегстве из Эдранна. Правильно ли он поступил, разрешив Рене так часто и неосмотрительно пользоваться ожерельем? Конечно, это здорово помогло им. Иначе вряд ли удалось бы так легко и быстро добраться до древних тайных тоннелей, ведущих из Сенна Лирвана прямо в Мелдрит. Лирванцы, кажется, еще не обнаружили вход в это переплетение подземных коридоров. Им пока не доступны волшебные знаки, оставленные давними гостями из иного мира.