Ренегаты
Шрифт:
– Нет. – Эль Гарро откинул крышку, поднялся по узкой лесенке наверх и поманил Сотникова за собой. – Это цельнометаллический дирижабль. Иди сюда, амиго. Нам пора лететь.
С трудом вскарабкавшись по холодным рифленым ступенькам, Олег оказался в длинной комнате – или отсеке? Здесь всюду был металл, светлый, полированный металл. Под потолком проходили гладкие, без сочленений, трубы, стены украшало множество симметрично расположенных выступов, из которых торчали толстые стеклянные цилиндры с медными набалдашниками, а в самом конце отсека имелись широкие полукруглые
– Эй, амиго! – Эль Гарро открыл дверцу в стене и кинул Олегу сверток. – Оденься, наверху будет холодно.
Пока Сотников разбирался с широкими штанами из серой грубой ткани и длинным халатом из нее же, Эль Гарро широкими шагами приблизился к «арфе», подтянул перчатки и начал касаться «струн» пальцами.
В зале зазвучала уже знакомая Олегу «музыка», правда, не так громко, как будто уши ему заткнули ватой. Пол под ногами дрогнул и начал мягко, но сильно давить на ноги, как в поднимающемся лифте.
Запахнув полу халата, Олег подошел к капитану удивительного воздушного судна и увидел сквозь окна, как земля стремительно удаляется, превращаясь в желто-бурое одеяло или, скорее, вытертую шкуру какого-то экзотического зверя.
– Ветер сегодня крепкий, – то ли пожаловался, то ли похвалился Эль Гарро. – Поднимемся, поймаем поток – и пойдем…
– Э… а куда? – робко поинтересовался Олег.
– Домой, – лаконично ответил капитан, не поворачивая головы. – В Долину Шепота. Присядь, амиго, отдохни. Говорить будем потом…
Сотников услышал, как «музыка» поменяла тональность, и ощутил движение – дирижабль разворачивался. У него закружилась голова, ноги сами собой подогнулись. Он сел на холодный пол, затем лег на бок, сжал виски ладонями и закрыл глаза.
Сколько времени он проспал, понять было невозможно – когда Сотников открыл глаза, отсек – или правильнее было называть это помещение рубкой управления? – все так же заливало солнце. Эль Гарро сидел на высоком стуле чуть в стороне от «арфы», положив ногу на ногу. На начищенном носке его сапога играл солнечный блик.
«Музыка» практически смолкла, стал слышен легкий стрекот. Олег решил, что это работают двигатели дирижабля. Пошевелившись, он приподнял голову, ожидая вспышки боли, но, видимо, сон пошел ему на пользу – боль отступила, оставив на память о себе лишь ощущение тяжести в затылке.
За окнами рубки расстилалась бескрайняя белая равнина, словно дирижабль летел над заснеженной степью. Небо пугающе отливало фиолетовым, и казалось, что еще чуть-чуть, и там, в вышине, загорятся звезды.
– А… а нам долго еще лететь? – осипшим после сна голосом спросил Олег.
– Часа два, – не поворачивая головы, ответил Эль Гарро. – Мы сейчас над Тупсой, это в Оннели. Скоро начнутся отроги Северного хребта. Иди помойся, амиго, от тебя смердит.
– А где…
– Дверь
– Спасибо. – Сотников зачем-то поклонился и пошел искать душевую. Впрочем, «искать» – это громко сказано, дверь обнаружилась сразу, она была одна. Внутри Олег увидел все тот же металл, только отполированный до зеркального блеска. Обстановка была предельно спартанской: узкое окно, через которое было видно облачные поля внизу, крючки для одежды у входа, углубление с отверстиями для стока воды на полу, банальная душевая лейка под потолком, кусок серого мыла в мыльнице, выполненной в виде стальной руки, и торчащий из стены кран, стилизованный под змею, кусающую собственный хвост. Кран был один.
– Переходим к водным процедурам, – пробормотал Сотников, стянул с себя хламиду и прошлепал босыми ногами под душ. Про себя он отметил, что, несмотря на подчеркнутый минимализм, в эстетике интерьера дирижабля прослеживался определенный стиль – этакая дозированная смесь хай-тека и стим-панка. Наверное, вот так в представлении Жюля Верна должен был выглядеть «Наутилус» капитана Немо.
Перед тем как повернуть кран, Сотников оперся рукой о полированный металл, поднял глаза и увидел в отражении себя – полуголого, всклокоченного, с дикими глазами, с каким-то темным пятном на груди.
Стоп! Олег пригляделся и понял, что на нем, как раз там, где его донимала жгучая боль, что-то нарисовано. Какой-то узор – круг, крест, орнамент…
И вдруг Олег вспомнил! Там, в долбаной «стекляшке» «У Тамары», еще до появления Лики, когда он нарисовал пятый или шестой по счету кельтский крест на потной спине кого-то из собутыльников, Саша предложил:
– Пацаны, до завтра же сотрется! Пошли к Падгоре, у него машинка есть! Наколем прямо сейчас!
Все радостно поддержали такое интересное предложение, прихватили водки и толпой в пять или шесть человек отправились в соседний двор, откуда Саша звонил таинственному Подгоре с машинкой, уламывал того выйти в подъезд, сулил выпивку и знакомство с «настоящим художником, понял?».
И вот там-то, в подъезде, возле воняющего помойкой и средством от тараканов мусоропровода, помятый со сна Подгора и сделал всем «пацанам» наколки, ловко управляясь с портативной и трещащей, как газонокосилка, татуировочной машинкой. Кровь он стирал смоченной в водке полотняной салфеткой, прихваченной из «стекляшки», и заботливо предупреждал:
– Если загноится, я не виноват, тут антисанитария.
– Херня, братан! – радостно говорили ему все по очереди. – Зараза к заразе не пристает!
Когда вся компания стала счастливыми обладателями кельтских крестов, Володя вдруг посмотрел на Олега.
– Братуха, а ты?
– Сапожник без сапог, – заржал чернявый.
Олег посмотрел на лица окружавших его таких милых и добрых людей – ну как откажешь? – и расстегнул рубашку.
– Коли!
Так его грудь слева «украсил» заключенный в круг неровный крест с завитульками, изображающими резьбу. Скосив глаза, Олег увидел только темное пятно – без зеркала увидеть татуировку было практически невозможно.