Ренегаты
Шрифт:
– Господа, – на хорошем русском языке с едва заметным акцентом произнес сидящий на земле Карм. – Попрошу вас закончить наши дела. Потом вы сможете заняться своими.
Костыль переглянулся с Гонцом, усмехнулся и посмотрел на Карма.
– Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я бы всадил тебе пулю в лоб.
– Вы дали слово, – напомнил Карм.
– В том-то и дело, – очень серьезно ответил Костыль. – Иди, ты свободен. Даст бог, еще свидимся…
С трудом поднявшись – руку ему никто не подал, – Карм заковылял к экипажу, припадая на раненую ногу. Навстречу ему поспешили агенты «Вайбера»,
– Это была наша последняя встреча!
Загремел паровой двигатель, и локомобиль сорвался с места.
– Нам тоже пора! – объявил Эль Гарро. – Скорее, на борт!
Когда все собрались на подъемной платформе, Костыль тронул Гонца за плечо.
– Спину что-то колет. Погляди. Вот здесь, между лопатками.
Платформа поползла вверх. Гонец развернул напарника, посмотрел ему на спину и побледнел.
– Чего там? – спросил Костыль.
– Риточи, – тихо ответил Гонец и двумя пальцами осторожно выдернул из камуфляжки тонкий коричневый шип.
Костыль умирал. От яда риточи нет противоядий, нет спасения, это знают все в Центруме. Даже присловье есть такое в Джавале: «Риточи не обманет» – в смысле, что все наверняка, точнее не бывает.
Вообще риточи – это лиана такая колючая, растет в прибрежных лесах к югу от Гала Мазу. На кончиках ее шипов – яд, смертельный для всего живого. Говорят, что тамошние туземцы приноровились пуляться этими шипами из духовых трубок еще тысячу лет назад, но в современном Центруме для стрельбы риточи используют маленькие пневматические пистолетики. Пух! – и все…
В Костыля стрелял кто-то из людей Карма, это понятно. Выстрела мы не услышали, маленький шипик воткнулся в одежду и оцарапал кожу. Все же «Вайбер» – это серьезно.
Костыль хрипит, у него полопались сосуды в глазах, белков нет совсем. Кожа на лице почернела – тоже из-за внутренних кровоизлияний. Ния плачет, Эль Гарро мечется туда-сюда по рубке дирижабля и ругается. Олег пытается то утешить девушку, то чем-то помочь Костылю. Дурак, он еще не понял – в Центруме медицина так и застыла на уровне конца девятнадцатого века, тут нет очень многого из того, к чему мы привыкли и не замечаем, – антикоагулянтов, антибиотиков, стимуляторов, успокоительного, анестезии… На Земле Костыля можно было бы спасти, но для этого нужен хороший проводник, способный открыть Портал куда-нибудь в цивилизованное место, желательно в центр крупного города. Среди нас таких нет.
– Но надо же что-то делать! – орет Олег.
– Не мельтеши, – говорю ему я, и Костыль едва заметно кивает – мол, спасибо, а то достал уже.
Олег этот – забавный малый. Как он объяснялся с дочкой Эль Гарро – надо было видеть. Кинокомедия, укатайка просто. Костылю тогда еще нормально было, так даже он поржал. «Я вас люблю! – кричал этот Олег, не обращая на нас внимания. – Жить просто не могу. Вы самая удивительная девушка в мире…» Ну и всякое прочее бла-бла-бла. А она ему: «Да я тебя знать не знаю, какая любовь?» А он: «Дайте мне шанс, я докажу!» А Эль Гарро: «Все, амиго, остынь, я же тебя предупреждал, это бесполезно». И тут Ния такая: «А почему это бесполезно? Может, он мне понравится? Вот перейду с ним на Землю, давно хотела посмотреть».
«Сияющий ангел» на всех парах прет на юг, к Сухой пустоши, к моей точке перехода. Там я смогу открыть Портал и попытаюсь вытащить Костыля на Землю. Смогу – если мы успеем. Надежды на это, откровенно говоря, совсем мало – Костыль очень плохой, уже и дышит через раз, на губах пузырится кровавая пена.
– Гонец… – шепчет он, и я наклоняюсь. – Все, приплыл я… Скажи… скажи, чтобы спуститься… Хочу умереть на земле… В тишине…
Кричу капитану:
– Вниз давай! Прямо сейчас!
Тот кивает, «музыка» меняет тональность, у меня закладывает уши – дирижабль камнем валится вниз. Костыль кашляет, хватает меня за рукав.
– Гонец… теперь ты… понял… ты… должен… образец… Он в кустах у озера… где мы в бочке… ночевали… Найдешь… В Венальде… найдешь… канцлер нав Ланг… пароль… строчка седьмого… седьмого псалма Давида… Ты должен… понял… Поторопись…
– Да понял, понял. – Я похлопываю его по руке и вижу, что она тоже почернела – кровоизлияние добралось уже до конечностей. – Доставлю, не беспокойся. Что за псалом-то? Какая строчка?
– «Оружие очистит свое… – хрипит Костыль, – лук свой напряжет, и уготовит миг: взлетит стрела, огнем начинена…», запомнил?..
– Да.
– Мы внизу, – сообщает Эль Гарро.
– Вынесите… – Костыль делает слабую попытку сесть, но у него едва хватает сил пошевелить рукой. – Вынесите меня… Воздух…
Через пару минут мы уже на грунте. Костыль почти не дышит, глаза закатились. Я сижу рядом, держу его за руку. Мне не раз приходилось видеть умирающих, но всегда сердце жмет как с похмелья. К этому невозможно привыкнуть.
Эль Гарро с дочерью стоят чуть в стороне. Олег не знает, что делать. Он падает рядом с нами коленями в песок, опирается на руку, наклоняется.
– Может, воды нужно?
– Отвали, – говорю я ему и толкаю.
Он трет грудь – больно ему стало, что ли? – потом кривит лицо, и вдруг…
Хлопок! В метре от нас с Костылем открывается Портал. И какой! Несколько метров в диаметре, устойчивый, что называется, «стабильняк». Вижу за ним обычную московскую квартиру – застланная постель, ковер на стене, шкаф, люстра. Какая-то баба в лосинах и футболке смотрит на нас, и глаза ее медленно вылезают из орбит.
Первым включается Эль Гарро. Он подхватывает Костыля на руки и идет к Порталу, крича на ходу:
– Что смотришь, курица?! «Скорую» вызывай, быстро!
Эпилог
На флагштоке у дозорной башни 42-й заставы все так же колыхался черно-белый карантинный флаг. За минувшую декаду случаев холеры среди кочевников, пасущих стада байвалов у границ Сухих пустошей, стало еще больше. Все попытки заставить их обеззараживать воду в степных колодцах с помощью специальных препаратов, переброшенных из Главного Штаба Пограничной Стражи, закончились ничем – завернутые в бурнусы черноглазые дети пустошей наотрез отказывались кидать «помет шайтана» в ведра и кувшины с водой, предпочитая умирать в мучениях.