Репетиция конца света
Шрифт:
Рывком поднял ее на ноги, поддержал, потому что онемевшие ноги подогнулись, как макаронины. Застоявшаяся кровь расходилась, по его мнению, слишком медленно, поэтому он не стал ждать, пока Алена сможет передвигаться самостоятельно, а поволок ее из комнаты, как мешок. Все, что она могла, это слабо отталкиваться руками от невероятно грязного пола.
Вообще ей еще не приходилось видеть, чтобы люди жили в таком эпическом беспорядке. Ободранные обои, облезлая краска на полу, забитые мусором щели между досками, откуда несет стужей... первый этаж, наверное. По типу квартира из тех, которые строили в
Сбоку мелькнула кухня, и Алена успела заметить узкое, в одну створку окно, за которым на чернильно-черном небе висел изысканно-тонкий, словно осколок льда, полумесяц.
Весьма выразительная примета! В смысле, не полумесяц, а это узкое окошко. Как правило, у «домов ИТР» окна либо трехстворчатые, либо самые обычные, в две створки.
Может показаться странным, что в том состоянии, в каком пребывала Алена, она еще находила силы брезговать окружающей грязюкой и в то же время делать какие-то логические умозаключения. Но не зря некоторые знаки Зодиака уверены, что Дева родилась от случайного союза между щеткой для уборки и компьютером...
Впрочем, все вылетело из головы у Алены, как только она увидела, что в углу захламленного коридора лежит, скорчившись, какой-то человек. Его узорчатая от синяков и ссадин физиономия была озарена блаженной, почти детской улыбкой. Очевидно, это Леха, и, судя по улыбке, ему снились самые прекрасные сны, пробудить его от которых оказалось невозможно, хотя Алена постаралась довольно чувствительно пнуть его в бок.
– Бесполезняк, – равнодушно буркнул человек в маске. – Не трудись. Что его, что Люську теперь и пушкой не разбудишь.
Похититель поволок Алену дальше, и она мельком увидела в приоткрытую дверь Люську. Расплывшаяся бабенка, с некогда, судя по всему, тонким и красивым, а теперь набрякшим, багровым лицом и жиденькой «тифозной» стрижкой, валялась на диване, еще более продавленном, чем тот, на котором мучилась Алена. Очевидно, в комнату постояльца снесли лучшие вещи. Спасибо и на том.
Кстати, «голая русалка алкоголя» была вовсе не голой, а вполне одетой, в каком-то растянутом, грязном свитере и лыжных штанах. Сбившееся под ней в кучу постельное белье имело именно тот серо-буро-малиновый цвет, о котором каждый много слышал, но никогда его не видел. Ну вот Алена теперь сподобилась...
Люська храпела так, что и верно – даже грохот пушек не прорвался бы сквозь эти раскаты. И Алена поняла, что и в самом деле надеяться ей не на кого. Кроме случая...
В это время человек в маске втолкнул ее в немыслимо грязный, дурно пахнущий туалет и встал, чуть прикрыв дверь, направив на Алену ствол.
Она в испуге глянула на похитителя: он что, собирается остаться здесь ?!
– Давай делай свои дела, пока я не передумал, – грубо сказал он. – А не нравится – сейчас отведу обратно, будешь еще сутки терпеть!
Она подавила слезы таким героическим усилием, какого, пожалуй, еще ни разу в жизни делать ей не приходилось. «Это не человек. Это ничтожество. Перед ничтожеством невозможно унизиться», – твердила она себе,
Так-то оно так, однако если бы ее похититель сейчас все-таки посмотрел на нее... Наверное, ему и впрямь пришлось бы стрелять.
К счастью, этого не случилось. Он, похоже, услышал какой-то шум в коридоре и выглянул туда, не отводя, впрочем, от Алены ствола. Но хоть писатели сплошь и рядом употребляют такие выражения, как «пистолет смотрел на нее своим черным неумолимым глазом», его взгляд Алену нимало не смутил.
Она успела натянуть колготки и поправила платье, когда человек в маске снова сунулся в туалет.
– Готова? – спросил мрачно. – Топай на кухню.
Здесь, продолжая держать Алену под прицелом, он налил из-под крана воды в грязный пластиковый стакан (никакой другой посуды у Люськи не нашлось) и подал Алене, предварительно сделав ей знак снять со рта пластырь.
Губы онемели, не слушались, но она взахлеб глотала воду, наслаждаясь ее живым вкусом, и при этом отчаянно косила глазами в окно, за которым виднелись очертания каких-то сараев, полузанесенных снегом, с плотными сугробами на крышах.
Где она находится? Создалось впечатление, что где-то на окраине Автозавода, в самой глухомани... Хотя, между прочим, и в верхней части города полным-полно таких же укромных уголков. Даже неподалеку от Алениного дома, скажем, где-нибудь на Ломоносова, на Ашхабадской, Тимирязева, да мало ли!
– Хватит, а то лопнешь, – скомандовал человек в маске, отбирая у нее стакан и швыряя грязное, пахнущее прогорклым жиром полотенце. – Вытрись.
Алена не сразу поняла, зачем нужно, чтобы она непременно вытерла рот, потом сообразила: на мокром лице пластырь не будет держаться. Так и вышло. Рот себе заклеила она сама, повинуясь выразительному движению «одноглазого» ствола, ну а уж руки и ноги привязывать к дивану – этого удовольствия похититель никому не уступил.
Она была настолько сосредоточена на том, чтобы не заплакать, что даже боли не чувствовала, даже его грубых рук не ощущала. Надо отдать ему должное: он ее не лапал. Касался торопливо, деловито, как бы даже брезгливо.
Потом отвернулся к брошенной в угол куртке, достал оттуда одноразовый шприц, ампулку...
Алена задергалась так, что даже тяжеленный диван пошатнулся.
– Тихо! – рявкнул человек в маске, вдавив ее в диван и натренированным движением всаживая иглу в бедро прямо сквозь платье и колготки. – Тебе же лучше будет. Уснешь – и время быстрее пройдет. А то лежи тут и жди, пока твой благоверный фотографии получит да приедет за тобой... Спи и молись, чтобы он поскорее примчался, поняла?
«Мой благоверный? – суматошно мелькнула мысль. – Михаил, что ли? Они сделали это со мной, чтобы заманить Михаила?! Но ведь он бросил меня, ему на меня наплевать, он ни за что не приедет, чтобы спасти меня, он вообще в Болгарии!!!»
На этой мысли ее захлестнул сон, как удавка, внезапно и беспощадно.
Несмотря на тревогу, Костя заснул, казалось, еще прежде, чем коснулся головой подушки. И когда утром вскинулся, то увидел, что безнадежно проспал: несмотря на все свои благие намерения подняться пораньше, провалялся аж до одиннадцати.