Репетитор
Шрифт:
— Так ты далеко не уйдешь. В мире полно компаний с капиталом в пятьсот миллионов долларов, о которых никто не знает.
— Это компания с капиталом пятьсот миллионов долларов?
— Была в списках «Насдак» в течение десяти лет. В прошлом квартале начала выплачивать дивиденды. Я перевожу все средства, заработанные на «Симптоматике», в их акции.
— Я думал, ты уже достаточно богат.
— Не настолько, чтобы купить остров на Багамах.
— Ты собираешься купить остров на Багамах?
— Часть острова. После «Кодеско».
— Чем они занимаются?
— Какая разница? Похоже, разработкой программного обеспечения для тяжелой промышленности. Ты слышал о большом проекте по орошению полей в Китае? Так вот, «Кодеско» принимала в нем участие.
— Чем же они так хороши?
— А чем плохи? У них там работает новоиспеченный кандидат наук, специалист по компьютерным технологиям. Он разрабатывает алгоритм быстрого доступа, благодаря которому сократятся издержки, и тогда они будут вне конкуренции. Они уже вложили в это дело пятнадцать миллионов, открыли новую лабораторию. Но эта штуковина не будет работать, а об этом никто не знает, кроме нас с тобой.
— Итак, речь идет о короткой продаже?
— Совершенно верно. Надеюсь, ты перестал бояться.
— Откуда ты знаешь, что у них ничего не получится?
— Слушай, такие, как вы…
— Какие?
— Такие, как ты и твой братец. Вы не верите никому. Разве ты не видишь здесь системы? Я тебя когда-нибудь подводил? «Стентех», «Симптоматика», а теперь эта компания. Ищем систему. Вот в чем смысл вложения капитала.
— Если тебе угодно, пусть это будет поиском системы. Откуда ты об этом узнал?
— Мой источник конфиденциален, но я видел их документы. Далее держал их в руках. Оценка на сто процентов отрицательная плюс целая куча всяких математических штук — таблиц, графиков, расчетов. Пятнадцать миллионов потрачено, и их инвесторы отказываются от дальнейшего участия в предприятии. Как только об этом станет известно, акции упадут в цене. Не до нуля, как это было с акциями «Симптоматики», но подешевеют вполовину.
— Почем они сейчас?
Щелк-щелк на другом конце.
— Девять с четвертью. На двадцать центов меньше, чем вчера, что очень нам на руку.
— Ты думаешь, они могут упасть до пяти?
— До четырех или пяти, что-то около того. Может быть, даже до двух или трех.
— Когда?
— Этого никто не знает. Но рано или поздно.
— Сколько комиссия?
— Через меня можно купить по специальному курсу.
Скажем, упали до пяти. Будем реалистичны. От девяти отнимаем пять и получаем четыре. Пятьдесят тысяч акций стоят двести тысяч, сто тысяч — четыреста тысяч, сто тысяч двести пятьдесят — полмиллиона. Как раз столько нужно для того, чтобы открыть ресторан. А что он вкладывает? Ничего, только залог имущества.
— Ты там не уснул, Скотти?
— Меня зовут Скотт.
— Черт! Что же ты раньше молчал? Я не могу все угадывать. Я, например, люблю, когда меня называют Микки.
—
— Тебе решать. Но учти, время идет.
23
— Тебе не кажется, что следует рассказать об этом Линде? — спросил Том.
Они сидели в кабинете Тома. На улице было пасмурно, в кабинете горел свет: лампа с зеленым абажуром на письменном столе, напольная лампа рядом с диваном, на котором сидел Скотт, и маленькая лампочка над отцовским портретом, висевшим на стене. Из-за бликов не было видно его лица, но сверкали золотые часы, которые теперь носил Том. Все было поделено по справедливости: Скотт унаследовал перламутровые запонки. Вопрос Тома застал его врасплох.
— Ты обо всем рассказываешь Деборе? — спросил в свою очередь Скотт.
Он бы ни за что не ответил вопросом на вопрос, если бы не его победа, победа-возмездие, в последней игре. Лицо Тома покраснело. Именно этого и добивался Скотт. Он бы ни за что не стал разговаривать об этом, если бы не выигрыш в случае с «Симптоматикой».
— Просто это довольно рискованное предприятие, и она так или иначе в нем участвует.
— Что это ты так беспокоишься о Линде? — спросил Скотт и не без удовольствия увидел, что Том покраснел еще сильнее.
Ему также очень нравился его новый тон, одно только звучание было ему приятно. Последняя игра в теннис все изменила. Но он вовсе не собирался злоупотреблять своим новым положением. Они ведь, в конце концов, были братьями.
— За Линду отвечаю я, — продолжил Скотт.
Тон его уже звучал помягче. Румянец смущения или чего-то там еще все не сходил со щек Тома, наоборот, даже становился сильнее. Может быть, он неважно себя чувствовал, как, впрочем, и все на этой неделе. Солнце совсем не появлялось.
— И потом, это дело вовсе не сопряжено с риском.
— Откуда ты знаешь? Риск — дело времени. Всем известно, что короткие продажи являются одними из самых рискованных.
— Я, по-моему, уже все объяснил. Гудукас видел их документы. Об этом не станут писать в газетах.
— Как ты можешь доверять такому человеку?
— Здесь дело не в том, какой он человек. Дело в том, что он знает. Сначала «Стентех», потом «Симптоматика». Разве ты не видишь системы? У него прекрасные источники информации. Я тебе говорил об этом с самого начала.
— Откуда он получает эту информацию?
— Я тебе когда-нибудь говорил, что ты сноб? Почему он не может располагать информацией? Потому что носит крикливую одежду и играет в этот чертов теннис? У Гудукаса есть связи, и он работает, как ломовая лошадь. Разве этого недостаточно?
— Какие у него связи?
Что за вопрос! Только человек, принадлежащий к другому поколению, может спросить такое.
— Ты что, думаешь, он всем об этом рассказывает? — ответил Скотт. — Нам лучше вообще об этом не знать.