Репей в хвосте
Шрифт:
Максим растерялся, а я, похоже, все-таки смогла заплакать, хотя выходило это так мучительно и неловко, что лучше б не выходило вовсе. Как же больно! Как страшно и больно! Ну почему все у меня вечно так?! Да и у Ивана… Мало ему Энских дел, так еще это! Глупо, до обидного глупо! Васька… Всегда такой милый, добродушный… Даже тогда, когда и следовало бы применить силушку, предпочитавший все спустить на тормозах, на хохмачестве. Что с ним-то случилось? Как же все сплелось, скрутилось. Не распутать… Полный букет радостей земных! Полный?! Господи!
— Максим, мне нужно
— Не беспокойся, эти скоро сами за тебя возьмутся, как только врачи позволят. Витаминыч к тебе уже приходил?
— Кто это?
— Врач. Твой врач, балда! Его зовут Юрий Вениаминович, в местном фольклоре — Витаминыч. Первоклассный специалист, живо тебя на ноги поставит. Ну ладно… Пойду. Лечись. Здоровой и помирать веселее. И не волнуйся, я потрясу связями, где нужно. О звонках с угрозами уже сегодня будет сообщено в эфире. И еще… Да! Необходимо будет предупредить охрану внизу, чтобы не пускали к тебе никого, кроме отдельно взятых. На-ка ручку. Пиши список тех, кто имеет доступ к телу.
Подождал, пока я нацарапала с десяток фамилий, а потом, простившись, вышел. Дверь за ним закрывалась медленно, и я успела услышать, как Наташа снова начала просить его похлопотать за Ваську Перфильева. Да уж! Чего только не бывает в жизни. Правду говорят — раз в году и веник стреляет. Но почему именно в человека, которого я люблю?!!
Я попыталась представить себе Ивана. Как он сейчас? Весь в бинтах? Упал с высоты террасы на бетон… Позвоночник! Господи… И голова… Бедная его головушка. Неожиданно пришел на память мультик «Том и Джерри», когда кот ударяется головой и ему вдруг начинает казаться, что он мышь. А потом в течение всей серии его бьют по голове, стараясь привести в чувство, а он то снова становится котом, то опять превращается в мышь. Я начала хихикать, и еле смогла взять себя в руки и перестать, какой-то не охваченной общим настроением частью мозга отчетливо понимая, что это самая настоящая истерика.
В палату вернулась Наташа. Почти сияющая.
— Он обещал похлопотать. Быть может, Перфильева смогут освободить? Главное, чтобы Иван не умер… Ох!
— Да, это действительно главное, — резковато подтвердила я. — Что с ним? Что говорят врачи?
— Мне сказали только, что, судя по всему, позвоночник не поврежден, а значит, паралич ему не угрожает. Руки, ноги целы. Так что основное — ушиб головы. Пока он без сознания.
— Надо сообщить им, что он страдает амнезией. Это важно.
— Амнезией? — Наташка изумленно вытаращила глаза.
— Да. Четыре года назад попал… в катастрофу. Видимо, тоже был сильный ушиб головы. Когда очнулся, из памяти ушла вся прошлая жизнь. Восстановить не удалось даже имя…
— Так вот почему Иван Иванович Иванов…
— Да. И вот опять… Господи, ну за что?! Где врач? Когда мне можно будет вставать? Я хочу его видеть! Ох! Нет! Не это сейчас главное! Дай мне телефон. Я должна позвонить деду. А ты сядь рядом и слушай.
Отец откликнулся почти сразу и, как обычно, по-военному четко.
— Лунев. Слушаю.
— Папа…
— А… Оклемалась?
— Да. Спасибо, — хотя за что? Ну ладно. — С Васей все в порядке?
— Да. А что, собственно, может произойти?..
— Мне звонили и угрожали. Угрозы эти непосредственно касаются детей. Пока я в больнице, мне бы хотелось, чтобы ты взял под свою опеку не только Васю, но и Наташу. Только… Папа, это может быть опасно. Аслан…
— Да я эту чеченскую морду в лепешку размажу, если он только посмеет…
Далее разговор сделался неконструктивным, но главное все же я для себя уяснить смогла — дети будут под надежным присмотром. Отключила телефон.
— Мама… — Натка дотронулась до моего плеча.
— Так-то, милая, — собственный голос долетел словно издалека.
Как же я устала… Уже… Стиснула зубы. Мне нельзя болеть! Только не сейчас! Где этот Витаминыч, черт его дери? Посмотрела на дверь. Нет, не вошел. Странно. Мне было показалось…
— Наташа, езжай к деду и оставайся там. Мне так будет спокойнее. И прошу тебя, сдерживайся. Дед у тебя не подарок…
— Не волнуйся, мама. Я уже знаю, к чему может привести… — закусила губу, встала, потом неловко клюнула меня в щеку и, подхватив сумочку, пошла к дверям. — Я буду звонить.
— Хорошо.
Улыбнулась, открыла дверь и с размаху врезалась в чей-то живот. Он был так объемист, что казался чем-то отдельным и самостоятельным, тем более что виден был только он — сам его хозяин все еще оставался в коридоре. Наташа извинилась, обогнула эту поразительную плоть и, махнув мне последний раз, исчезла. Живот же двинулся вперед, постепенно перерастая в коротенького, совершенно лысого и потому особенно шарообразного человечка в белом халате, который он и не пытался застегивать. Витаминыч, а я почему-то совершенно не сомневалась, что это именно он, докатился до моей кровати и с некоторой опаской, кряхтя, опустился на стул.
— Ну-с. Мария Александровна, как настроение?
— Раздраженно-потрясенное.
— А вот мы укольчик, и все будет ладненько и спокойненько.
— Не надо мне такой укольчик. Мне бы, Юрий Вениаминович, другой, чтобы на ноги скорее встать.
Деловито сопя, обернул мне руку черным полотном тонометра, накачал воздух, вздернув короткие бровки, посмотрел на результат.
— Поспешишь, людей насмешишь, Мария Александровна.
— Пусть смеются, а мне не до смеха.
— Слышал, слышал.
— Вы видели его?
— Его?
— Ну… Иванов его фамилия. Привезли вместе со мной.
— А… Нет. Не моя епархия, — завладел моей рукой.
— Мне бы узнать… Глядишь, и укольчика бы не понадобилось, — улыбнулась заискивающе, стараясь не думать о том, как сейчас выгляжу.
Посмотрел задумчиво — то ли пульс считал, то ли что прикидывал. Потом засопел еще громче, словно пар разводил, и поднялся.
— Зайду еще разок ближе к вечеру.
— Да подождите же! Что со мной? Долго мне еще валяться?