Репин
Шрифт:
Все, привезенное Репиным из Парижа, отражало пору поисков, сомнений, какие возникали у художника, увидевшего большое искусство многих времен и народов.
В разговорах со Стасовым чувствовалось, что он склонен даже считать ненужной заграничную поездку Репина: лучше бы, мол, сидел дома и не отвлекался на посторонние сюжеты.
Встречаться было трудно. Надо остаться одному, все осмыслить, все пережить. Через некоторое время Репин писал Стасову уже из Чугуева о том, почему он так стремительно покинул столицу:
«Мне только тут показалось ясно, что Вы поставили
Вывод Стасова о бесцельности всей заграничной поездки Репина был скоропалителен. Кто знает, что за эти годы создал бы художник, не покидая России? Он слишком много нравственных сил отдал своим первым большим картинам. Вряд ли можно было ждать, что удачи следовали бы одна за другой. Ведь написать такую картину, как «Бурлаки», пять лет неотвязно только о ней и думать, не расставаясь с ней мысленно ни днем ни ночью, это как донору отдать кровь. Должен пройти известный срок, прежде чем в организме восполнится взятое количество крови. Может быть, и у Репина это был срок, когда восполнялись безудержно растраченные душевные силы.
В каких медицинских справочниках можно найти ответ на вопрос: через сколько времени после картины, написанной с таким напряжением, человек способен вновь создать нечто великое? Такого ответа не найти.
Польза, принесенная Репину заграничной поездкой, не сказалась сразу. И нет такой счетной машины, которая вывела бы коэффициент полезного действия этого общения с мастерами прошлого и современности. Но ясно одно, что отвергать необходимость такой поездки было бы опрометчиво.
Глубокой осенью 1876 года Репины покинули Петербург.
РЕПИН ВОЗВРАЩАЕТСЯ К РЕПИНУ
ОТЧИЙ ДОМ
Несколько лет Репин не был дома. Мать приезжала к нему в Петербург познакомиться с невестой. Теперь всей семьей с двумя маленькими девочками они приехали в отчий дом. В тишину, глухомань, показавшуюся Репину в первое время спящим царством. Даже дома будто спросонок вросли в землю, наглухо закрылись ставнями, отгородились заборами. Все спит; и только кулак не дремлет. Это он вырубил окрестные леса, такие любимые с детства, наполненные воспоминаниями.
Может быть, увидевши бесчисленное множество пеньков, оставшихся на месте былого могучего леса, Репин впервые подумал о своей будущей картине. От леса, варварски истребленного деревенскими богатеями, мысль шла к большим обобщениям о судьбах пореформенной России.
В первое время Репин потянулся к местной интеллигенции. Хотелось узнать, чем она живет, к чему стремится? В Чугуеве было много художников.
Но быстро наступило разочарование. Одаренных мастеров кисти мало, все только ремесленники-иконописцы. Мало и вяло думают, мало знают. По-прежнему он среди них — самый образованный человек. Интерес к этой группе земляков быстро иссяк. Захотелось окунуться в толщу народа, ближе узнать его чаяния.
Рано наступила в тот год зима. Запрягали они с отцом легкие санки и мчались по укатанным зимним дорогам в деревни и села.
Наполнил альбомы живыми зарисовками, наслушался откровенных излияний, навидался, чем живет и дышит русский крестьянин.
Чугуев нравится все больше. Поленову Репин отзывается о нем восторженно: «И как он колоритен, оригинален! Одно слово — Испания!»
И Репин проникся мыслью, что место их всех — у родной земли, только она напитает животворными соками, подвинет кисть на большие, значительные произведения.
В противовес советам Стасова Репин отговаривал Поленова возвращаться в Париж. Он расхваливал увиденную им в Чугуеве жизнь, звал его тоже припасть к этому неиссякаемому источнику вдохновения. С увлечением рассказывал он, как действительность, доселе никем не изображенная, заиграет на его полотнах, как подпадет он под обаяние поэтической правды жизни.
Сам тем временем весь уходил в изучение быта крестьян. Темы одна за другой теснились в его голове, гак и просились на холст. Если бы можно было сейчас восстановить лист за листом альбомы с чугуевскими зарисовками и напечатать их, они лучше всяких воспоминаний показали бы, какие наблюдения производили на художника большее впечатление, что питало его творчество.
Рисунки этой поры мало сохранились. Увиденные сцены находили отражение в картинах, которые нам кажутся теперь подступами к чему-то большому, главному, что еще предстояло сделать. Художник изобразил спор в волостном правлении, солдата, вернувшегося с войны. Это как бы наброски с натуры. В них уже виден зоркий глаз наблюдателя, окрепшее умение запечатлевать на холсте куски подлинной жизни.
Шло накопление сил.
Надо всегда помнить о всех замыслах, какими живет в данное время художник. Голова его может пылать от наиоригинальнейшей идеи, все силы своего таланта он отдает ей и поискам композиции, воплощающей идею. А этого еще никто не знает. Новое волнует и питает мозг, выходя на поверхность в виде самых беглых черновых записей мысли.
Проходит немало времени, пока эта идея примет зримые очертания и отольется в виде какой-то композиции.
Первое, еще неясное впечатление — пеньки, оставшиеся от густого леса на косогоре. Очень много пеньков, уходящих вдаль.
Всколыхнулись воспоминания детства, когда он с матерью выходил из церкви и шел со всеми прихожанами за иконой, которую несли «на колодец». Воспоминания обновились новыми впечатлениями от увиденного уже теперь крестного хода. Два раза встретился он с этим шествием, и мысль о картине на эту тему приобретала уже более определенные очертания. Она зрела долго, неторопливо, постепенно вытесняя все другие планы.
Из долгих и пристальных наблюдений складывалось представление о пореформенном крестьянине, об этом рабе, который еще не полностью осознал дарованную ему свободу и вериги, какие ему эта свобода несла.