Реплика в зал. Записки действующего лица
Шрифт:
В статье о сотрудничестве с телевидением он, в частности, писал: "На мой взгляд, ведущий - это для зрителей главное действующее лицо телепередачи, это тот знакомый тебе человек, с которым дружески встречаешься, кого слушаешь как собеседника, кому веришь, кто способен не только сообщить тебе то, чего ты не знал, но и высказать свое суждение по важным и интересным вопросам... Передача должна быть "пристрастной", окрашенной его симпатиями и антипатиями - симпатиями к новым, талантливым, прогрессивным явлениям и отрицанием стереотипов, бездарности, серости, бессмыслия на экране (а его еще ох как много!)"
Желание быть пристрастным и погубило Каплера: однажды его точка зрения не совпала с мнением руководства, он "пошел на принцип", и его просто убрали из эфира.
Маринина
Мне же остается признать, что, обретя через "Кинопанораму" редкую личную популярность, я в кадре чаще всего был все-таки "сам не свой", психологического комфорта не испытывал. Когда кинопанорамные режиссерские вериги спали, а это произошло, когда Маринина надолго забыла мой телефон, переключившись на понимание кинематографического момента в духе климовских преобразований, я на два года стал ведущим передачи "Педагогика для всех" на просветительском, четвертом канале. Меня позвала туда добрейшая и абсолютно чуждая конъюнктуре редактор и режиссер Ольга Васильевна Серкова. Вот у нее я, наконец, вообще забыл о камере, стал вести себя в студии, как вел бы дома, с друзьями, на воле, как говорится. На меня никто "не давил", и это было лучшим режиссерским решением для меня как ведущего.
И при всем при том, Ксения Маринина была воплощением телевизионного профессионализма. Надо было видеть, как распоряжалась она в павильоне, на съемочной площадке, как умела потребовать нужный ей результат от оператора, от осветителя, как споро начинали таскать стенки и выгородки рабочие, как все оживало и вертелось, когда она появлялась на "капитанском мостике".
Или вдруг от всего отвернется, опустится на корточки около ведущего и начнет произносить монологи на тему снимаемого сюжета - показывая, что и как, по ее мнению, надо говорить. Конечно, это "на мозги давило", мешало быть собой, но частенько приходилось признать, что в чем-то она была права, можно было и прислушаться.
Имея ввиду, что ее передача "народная", она категорически была против, чтобы я употреблял "умные" слова, что-нибудь типа "сверхидея сюжета" или какие-нибудь "обертона смысла". "Нет, нет, какая "сверхидея"!
– возмущалась она, покинув режиссерскую "скворешню" и ворвавшись ко мне в студию.
– Я вас прошу: скажите просто - о чем фильм. И чего это вы декламируете сегодня?! Все было прекрасно, но так не надо. Давайте снова - и проще, душевнее. Ведь вы, как скажете эти ваши "обертона", и люди сразу выключат телевизор. Они же устали, целый день работали, а вы - обертона. Ну, я вас прошу, ладно? Вы же умеете, смотрите, как вы сегодня прекрасно выглядите, поверните к Далю Константиновичу монитор - пусть он убедится! Вы выспались, что ли? Красавец-мужчина!.. Женщины рыдать будут! Значит, давайте: сверхидею - не надо... Поехали, еще раз!.."
Что тут скажешь?.. Я, конечно, все равно произносил по-своему, но что-то важное из монологов Марининой в голове оставалось, шло на пользу.
Руководить "Кинопанорамой" значило возглавлять довольно большой коллектив. Насколько он внушителен по количеству персон, особенно обнаруживалось "на выездах", когда готовились передачи, посвященные всесоюзным или международным кино и телефестивалям
Фестивальные передачи мне довелось вести дважды из Москвы и дважды из Ташкента. А еще из Алма-Аты, Еревана, Киева, Ленинграда, Вильнюса, Таллина, Минска.
Наша выездная бригада - человек десять обязательно: режиссер, ее ассистент, редактор, ведущий, два оператора - один - кино-, другой - теле-, два осветителя, звукорежиссер, администратор. Выделяли "рафик". Заберешься в него вместе с аппаратурой - теснее не бывает. Мне, правда, всегда отводили самое удобное место - впереди, справа от шофера. Я же перемещался в парадном костюме, его надо беречь! Да и узнаваемое лицо за ветровым стеклом - никогда не помешает...
В программу всех фестивалей непременно входили "встречи с трудящимися": в глубинах районов
Как обычно бывало...
В шестой студии Останкино мы вели запись моих "подводок" - текстов перед каждой следующей страничкой "Кинопанорамы" - для передачи, которая выйдет в эфир накануне 40-летия Победы.
Слепил глаза свет двух прожекторов, между ними угадывался темный кружок объектива съемочной камеры. Туда, в объектив, я и говорил о фильмах, поведавших людям о подвиге нашего народа, о счастье Победы, о горечи потерь.
Лев Толстой на склоне лет заметил: "Я серьезно думаю перечесть Толстого - я все забыл. Анна Каренина, а что она делала - ничего не помню. Помню, что какие-то пакости, а чего не помню". Шутил, всегда склонный к самоиронии? Или даже великий способен забывать свое великое? Так что же говорить нам, простым смертным! Но разве простительно забывать то, что по величию и святости обязано помниться? Массовая потеря памяти - это, по-существу, - добровольное согласие оскотиниться. Пусть не каждый осознает, но интуитивно чувствуют все. Этим, наверное, и объясняется наше упорное общенациональное желание каждый год громко отмечать День Победы, хотя он отодвинут уже за целую гору десятилетий. И 22 июня 1941 года хорошо помним...
Нет, люди не просто так, не по глупости придумали себе музеи и архивы, дрожат над кадрами старой кинохроники, собирают рукописи, издают мемуары. Нам мало знать, что в очередной раз наговорит Жириновский, какая новая Фриске забыла надеть платье на очередную тусовку, какой очередной болван вбивал сваю и попал в метро. Чаще мы все-таки бываем другими, потому что помним, что и бывали другими. Память приходит как спасение.
Есть еще люди, для которых хранить прошлое - призвание. Вдруг, узнал, например, что, оказывается, в недрах Гостелерадиофонда есть группа - кандидат исторических наук Андрей Саблин, режиссер Владимир Бутков, оператор Валерий Ахнин, которая занята весьма достойным делом: записывает на видеокамеру рассказы бывалых телевизионщиков - на всякий случай, для будущего, может быть, пригодится. В конце концов, история телевидения - это ведь тоже запечатленная история страны, с того момента, когда телевидение появилось. Больше 300 часов монологов уже записали. Ваш покорный слуга тоже сподобился - часа два отвечал на вопросы и рассказывал про "Кинопанораму".
Вспоминается подобная инициатива Константина Симонова. Он записывал на кинопленку безыскусные, не прикрашенные никаким пафосом рассказы рядовых Великой Отечественной. Часть этого уникального материала вошла потом в его знаменитые документальные фильмы "Если дорог тебе твой дом", "Чужого горя не бывает", "Шел солдат...", "Солдатские мемуары". Потом он и маршалов записывал - Конева, Рокоссовского, Жукова. Где-то это, видимо, хранится и ждет своего часа. Часа истины, а не клыковского слащаво примитивного упражнения в трехмерных объемах вблизи снесенной и снова возведенной гостиницы "Москва".Победили тогда большой кровью, очень большой, что там говорить. На каждого уничтоженного врага сколько наших приходилось?.. Полководцы сталинской школы врага не боялись. Они боялись Сталина. К своим они были так же свирепы, как он. Брали числом...
Такие вот мысли приходят в голову каждый раз, ввиду очереднего 22 июня или 9 мая. Горькие, не все, наверное, согласятся. Только сегодняшние наши социальные колдобины, имеющие следствием и совершенно немыслимую по своим масштабам русскую демографическую катастрофу, думается, своими корнями и в те даты тоже уходят.
А те, чьи миллионные кости все еще не выбраны с полей наших многочисленных Прохоровок, ни в чем не виноваты. Они святые. Они встали и пошли, оставив дома и семьи. Даже на образа им запрещали перекреститься перед дорогой. Вот строки поэта-фронтовика Бориса Слуцкого: