Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью
Шрифт:
– Бланка, тихо! Йерык, возьмись за ум, перестань! – урезонивал Юлек.
Но в поднявшемся переполохе мы не слышали собственных слов.
Пришла мама с ключом от калитки. Разумеется, мы не предупредили родных о приезде. Тем большим был восторг. Как радовалась мама, что опять увидела Юлека живого, здорового!
– Приветствую вас, дети! Здравствуй, Юлечек! – сказала мама и, взяв Юлека под руку, повела нас к дому.
Отец, конечно, был где-то у реки. Мама быстро накрыла на стол.
– Ну, рассказывай, Юлечек, что нового? Когда же будет конец этому кошмару?
– Придется подождать годика три. Мы должны хорошенько потрудиться, чтобы это продолжалось не дольше, – ответил Юлек.
Мама хотела услышать более утешительные слова. Она поверила бы, потому что их сказал он, ее сын.
– Вы останетесь тут, дети? – спросила мама.
– Если
– Оставайтесь столько, сколько сами захотите.
В этом доме Юлек провел с небольшими перерывами четырнадцать месяцев в труде и относительном покое.
Первой его заботой были книги, которые мы привезли с собой: куда их девать? Книг пока было немного, но им тоже нужно было место. Юлек смастерил полку с тремя отделениями, которую прикрепил в холле к стене у террасы. На полку были уложены привезенные книги. Через некоторое время Фучик сделал еще одну полку. Когда и она оказалась заполненной, он разместил книги на крышке пианино.
Мы не заявляли властям о приезде в Хотимерж на постоянное жительство. В наши планы вовсе не входило ставить гестапо в известность о нашем местожительстве. Один раз в две, а то и в три недели Юлек уезжал в Прагу. Иногда с ним ездила и я. Фучик регулярно получал доверительную и тайную информацию от людей, которые имели связь с некоторыми высокопоставленными особами и с членами протекторатного правительства. Сообщения Фучик передавал нашим товарищам, работавшим в подполье, в частности Яну Крейчиму.
Когда Юлек уезжал в Прагу, он, как правило, садился в поезд в последние минуты. Впрочем, с тех пор, как я его знала, он всегда так поступал. Мать с отцом с беспокойством поглядывали на часы, а потом на сына: «Поспеет ли парень на поезд?». Наконец папа звучным басом говорил:
– Юльча, уже пора, смотри опоздаешь.
На это Фучик спокойно отвечал:
– Успею, папа!
В самый последний момент, уже выходя, он вдруг вспоминал, что забыл взять в дорогу еще одну книжку. В Прагу он ездил налегке. Зато из Праги возвращался нагруженный пачками книг.
Начиная с 1936 г., после возвращения из Советского Союза, Фучик усердно разыскивал и собирал чешскую литературу эпохи национального Возрождения [16] . В Праге, недалеко от философского факультета на Капровой улице, в Старом городе, был антиквариат [17] . Юлек регулярно посещал его. Бывал он частым гостем и в большом книжном магазине и антиквариате на Гибернской улице. В антиквариате на Карловой улице Юлек обнаружил очень интересные книги, журналы и газеты, выходившие в XIX веке в Чехословакии. Юлек постепенно приобрел их и часть перевез в Хотимерж. Он вечно рылся в букинистических магазинах и отбирал редкостные книги. Ему часто не хватало денег, чтобы за все заплатить. Тогда хозяин откладывал в сторону отобранные книги, а Фучик, как только у него появлялись деньги, тут же относил их в магазин.
16
Чешское национальное Возрождение – культурное движение, которое имело место в Чехии в XVIII–XIX веках. Целью этого движения было возрождение чешского языка, культуры и национальной самобытности. Наиболее выдающимися фигурами движения возрождения были Йозеф Добровский и Йозеф Юнгман. – Прим. ред.
17
Антикварный магазин. (разг.). – Прим. ред.
В литературных произведениях эпохи национального Возрождения Фучик в мрачные годы оккупации черпал новые силы. Он говорил мне:
– Во все тяжкие времена, во мраке которых можешь заблудиться, прислушайся к голосу чешской литературы. Услышишь голос народа, который тебя безошибочно выведет на верный путь.
В июле 1939 г. в Хотимерж приехала сестра Юлека Либа с двумя дочурками. Вместе с ней мы часто вспоминали о минувшем годе, когда бродили по шумавским лесам. Как нас на горе Роклан настиг ливень, и мы пустились со всех ног вниз. Но раньше, чем добежали до леса, промокли до нитки. В доме лесника нашли приют: высушили одежду и переночевали. Юлек, я и маленькая Либушка схватили лихорадку. Только Либа старшая была здорова и бодра. Она
Юлек, чтобы рассеять грустное настроение, овладевшее нами от невеселых мыслей, предложил:
– А не отправиться ли нам куда-нибудь?
И вот 25 июля 1939 г. Юлек, я, Либа, ее муж и маленькая Либушка отправились в экскурсию по Южной и Восточной Чехии. Муж Либы имел автомашину. Либа с ним договорилась, и он согласился взять нас, заранее оговорив, чтобы мы несли свою долю расходов на бензин.
Всякий раз, когда мы куда-либо собирались, Юлек начинал составлять план поездки. Так было и на этот раз В своих серых вельветовых брюках, которые постоянно носил в Хотимерже, в цветной клетчатой рубашке, Фучик сидел в холле у стола, склонившись над географическими картами и путеводителями. Он усердно листал их, обдумывал и комбинировал, делал пометки. Наконец план на целую неделю путешествия был готов. Однако в горы, где мы любили проводить отпуск, ехать было нельзя, ибо никаких гор у республики не осталось: ни богатой лугами Крконоше, ни Шумавы с дремучими лесами, ни Крушных гор. Эти богатейшие и красивейшие районы были отданы третьей империи «ради сохранения мира в Европе». Не прошло, однако, и полугода, как Гитлер оккупировал остальную часть нашей страны, а еще через полгода развязал вторую мировую войну…
Мы ехали по родной стране в первое лето протектората. Города и села внешне выглядели буднично, леса были полны разноголосого щебетания птиц, природа жила своей жизнью. Ее не коснулась наша неволя. Юлеку была знакома почти каждая пядь родной земли. Ведь он ее много раз исходил вдоль и поперек. Он знал все исторические места, знал, где, в какой деревушке родились наши великие поэты, писатели, композиторы.
Согласно плану, составленному Фучиком, мы в первую очередь побывали в Таборе, знаменитом славной историей гуситских войн. Потом посетили родину Карела Гавличка-Боровского [18] его родное село и город, где известного сатирика схватили австрийские жандармы и заключили в тюрьму. Юлек говорил мне, что он испытывает странное чувство, когда читает произведения Боровского или глядит на его портрет, на его казацкие усы. На вид Гавличку было не меньше пятидесяти, а на самом деле – всего-навсего тридцать пять лет.
18
Карел Гавличек-Боровский (1821–1856) – чешский политический деятель, поэт, публицист; один из основоположников чешской журналистики, сатиры и литературной критики. Вацлав Гавел назвал его первым чешским диссидентом. – Прим. ред.
В «немецком» Гавличковом Броде мы с Юлеком разлучились. Там мы заночевали, а Юлек поехал в Прагу. Через два дня он приехал к нам в Потштейн. Отсюда мы отправились в те места, где жила Вожена Немцова и ее бессмертная «Бабушка», где жили Алоиз Ирасекигерои его знаменитого романа «Ф. Л. Век». Юлек был нашим экскурсоводом. Он все объяснял, как бы приближая давно минувшие времена. Фучик говорил: «Я гляжу в прошлое, чтобы познать будущее».
Фучик завел нас на самую границу с Германией, где на средства нашего народа еще в годы Первой республики были возведены военные укрепления. Мы беседовали с окрестными жителями. Они рассказывали, как на строительстве укреплений работали сотни людей, каких огромных денег это стоило. Потом капитулянтское правительство Чехословакии сдало оборонительные сооружения Гитлеру. Теперь немецкие фашисты взрывают эти бункеры. Нацисты думают, что наша страна будет принадлежать им вечно. Юлек заметил, что мы-то так не думаем. Наши «огневые точки» настолько прочны, что уничтожение их требует большого труда, а ведь свободолюбивый дух чешского народа во сто крат сильнее.
Осмотрели и Гронов – город Алоиза Ирасека. Вошли в избушку, в которой он родился. Мы осторожно ступали по старым половицам, на которых будущий писатель учился ходить. О молодых годах Ирасека рассказали нам фотографии на стенах, подпирающих низкий потолок. Выглянули мы и в сад из окошечек величиной с ладонь.
Во время оккупации начал выходить тетрадями большой роман Ирасека «У нас». Юлек подписался на это издание и всегда, когда бывал в Праге, заходил в «Чешскую экспедицию», получал тетради и привозил в Хотимерж. Все тетради, за исключением последней, сохранились по сей день.