Репродуктор
Шрифт:
— … считаете это результат, профессор? — спросил жирный баритон из приемника, когда Герман нащупал в эфире искомую точку.
— Мракобесие, которое накрыло лучшие вузы побережья, пляшущая сама на себе средневековщина, — да, это вполне результат, — отвечал внушительный бас, — и они еще как следует не проголодались. Экстрасенс-дружины, родноверские ополчения, «Семь седьмиц» — только младенчество чудовища…
Герман зацепил беседу с гостем в студии, самый финал рубрики «Хорошая слышимость» Максима Крамника. Говорили о реформе высшей школы, сертификации преподавания истории и реадаптации. Гость называл происходящее «деградационной революцией». Крамник
Герман слушал вполуха, он ждал новостей в 00:30.
— Вот этот случай с Савинковым, — вспоминал профессор, — старший часовых сдал его прокурорским, и теперь парня судят за чтение детям исторической литературы! Вы вдумайтесь только, как это звучит!
— Не только судят, но и посадят. Что же, по-вашему, закон соблюдать не следует?
— А если вам завтра законодательно запретят чистить зубы или, не знаю, носить носки?
— Смотря для чего. А если не чистить зубы необходимо для спасения нации?
— В «Боко харам» так примерно и говорили. Не надо погружаться совсем-то в абсурд!
— Нет, надо, Яков Александрович, еще как надо! Но продолжим раскопки храма безумия после выпуска новостей.
В эфире забарабанили позывные старой наутиловской песни «Хлоп-хлоп» — фирменная отбивка итогового выпуска.
— В новостях, — глубокомысленно уронил Вечерний Пилот (настоящего его имени Герман не знал): — Старостат Федерации снова вынужден вбросить на внутренний рынок двести триллионов рублей. Никаких официальных заявлений по этому поводу, как обычно, не последовало. По мнению наших аналитиков — их вы услышите в программе Александра Нагорного «Немного личного» через двадцать минут, — кризис федеративной денежной системы очевиден. Кроме того: один из помощников Старосты отправлен в отставку. Его должность упразднена. Через пару минут вместе попрощаемся с товарищем Кузнецовым… Очередная попытка 57-й армейской бригады пройти сквозь Трансформаторные поля провалилась. Наблюдатели говорят о двух-трех десятках погибших. Ну и новости от наших собкоров из-за океана. Это «Отечественная волна». Если вы нас слышите, постарайтесь остаться с нами…
Герман хмыкнул. Эти вот их фразочки — самый смак. Сто раз слышал, а все равно здорово. Лева Семага из линейного шлепает их на самодельные значки, переделанные из детских или партийных. Шрифты подбирает малопонятные, а в угол лепит стандартную картинку. У Германа тоже есть парочка: один с портретом Старосты («Врет как Староста»), другой с галстуком вроде пионерского («Затяни потуже, товарищ!»). С галстуком он пару раз цеплял — когда премию в концертном зале вручали и на новогодний сабантуй прошлогодний. Со Старостой еще не приходилось. Может, на общее собрание…
— По сведениям, которые распространило в 10 утра командование тихоокеанской группировки Альянса — а они ссылаются в первую очередь на данные спутника Glasgow, — на северо-западной границе Федерации снова замечены более десяти сожженных танков. Как отмечается в сообщении, эти танки принадлежали 57-й ударной бригаде, которая за последние два месяца уже трижды предпринимала попытку пройти сквозь Трансформаторные поля. Результат… ну, о результате вы уже слышали. Десяток сгоревших машин, более тридцати погибших, количество раненых неизвестно. Нужно ли говорить, что командование 57-й бригады опровергло сведения о потере танков? Интересно, однако, чьи еще Т-96, по мнению товарищей генералов, могут сейчас ржаветь на границе Федерации? — Пилот выдержал ехидную паузу. — Те, кто имеет
Герман сидел около приемника еще минут двадцать. Можно было, конечно, тянуть и дольше, но это уже становилось опасным: по инструкции он должен совершать обход студий каждые полчаса. Возможность забить имелась разве что в том случае, если под рукой оказывался телефон. Однако он отсутствовал. А значит, существовала пусть и небольшая, но вполне реальная опасность, что Германа в какой-то момент дернут на внеплановый отчет о происшествиях или вдруг припрется пьяное руководство, которому непременно потребуется в кабинет. Или еще что-нибудь в этом же роде. Оставайся Герман в «жилой» части здания, он бы отреагировал вовремя, сейчас же терялась любая возможность коммуникации.
В сотый раз поднеся к глазам часы, он вздохнул и, уже не раздумывая, щелкнул тумблером приемника. Герман снова укутал его пленкой и как можно бережнее навалил сверху телевизионные останки. Он завернул в тряпку наушники, но на сей раз не положил их под приемник, а сунул в кучу раздолбанных пультов и компьютерных внутренностей. Потом погасил лампочку и вышел.
Марина
Марина сидела на подоконнике, обхватив руками колени, и разглядывала простывшую утреннюю улицу. Вид был так себе: две прилепленных друг к другу общаги пялятся в Маринино окно своими треснутыми стеклами в облезлых рамах. Наискосок — пафосно-скучная зеленая коробка «Федбанка», она прячется за зелеными дверьми, зелеными шторами и циклопическими зелеными буквами названия на крыше. Почему оно все, кстати, зеленое?..
Прямо под окном тихо шуршит узкая и малолюдная Турбинная улочка. Машины по ней могут ехать только в одну сторону, да и то ре-е-едко. А люди могут в любую, но все же предпочитают в сторону магазина «Осень», может быть, это оттого, что там дешевые помидоры…
Где-то в глубине квартиры, кажется, на кухне, задребезжала телефонная трубка. Марина вытащила сигарету из синей пачки «Собрания» и закурила. Телефон продолжал звонить. Марина отыскала взглядом поставленный на верхнюю полку шкафа портрет Вертинского, подмигнула ему одним глазом, после чего глаза вовсе закрыла. Курить в темноте — куда приятнее.
Несколько минут ничего не было, только табачный аромат под гнусавый телефонный аккомпанемент. Потом что-то зацокало по паркету. Это, конечно, пришла Собака. Марина вынырнула из приятной полудремы и посмотрела в сторону лохматого пса, отчаянно виляющего белым пушистым хвостом. Все еще пиликающую трубку Собака держала в зубах.
Марина вздохнула.
— Зверюга! — сказала она животному и протянула руку за телефоном.
— Да! — Марина постаралась вложить в этот вопль всю возможную ненависть к миру, который снова пробует дергать ее за ниточки.
— Ой, — захихикала на другом конце провода Серафима, — ну ты даешь! Так и удар может хватить.
Марина забарабанила пальцами по подоконнику.
— Фима, — сказала она гораздо мягче, но все равно зло, — ты же в курсе, что у меня еще три дня отпуска? Так какого ты меня тиранишь?!
Серафима продолжала хихикать.
— Маруся, мне звонил Толя. Сказал, в три совещание руководящего состава по общей информационной политике. Ну какой у нас руководящий состав без тебя, ведь правда? Давай, бросай там все и приезжай, поболтаем заодно.