Рерих
Шрифт:
Основной причиной отказа Н. К. Рериху во въезде в страну английские власти называли беспорядки в Индии, которые не дали бы ему возможности спокойно проводить археологические раскопки и изыскания. Они утверждали, что в связи с этим местные власти не могут обеспечить его безопасность.
Цинизм, с которым английские власти отказывали всем просителям, не уменьшал упорства Николая Константиновича. Тем временем в Нью-Йорке работники английской разведки долго расспрашивали сотрудников о Кордашевском и других участниках Первой Американской Центрально-Азиатской экспедиции. В Антверпене Николай Константинович и Юрий попытались получить въездные визы на только что оформленные в Париже французские паспорта, но англичане равнодушно смотрели на любые документы — фамилия Рерих означала только
Между тем во Франции произошло очень важное событие: Рерих сумел доказать свое дворянское происхождение и даже баронство. С этого момента Николай Константинович стал подписывать свои письма «de Roerich». Он изготовил новые бумаги и конверты с фамильным гербом.
Вопрос о собственном дворянском происхождении давно мучил Николая Константиновича, тем более что его жена была княжеского рода, внучатой племянницей М. И. Голенищева-Кутузова. До революции Николай Рерих называл себя потомком Рюриков, ссылаясь при этом на неопровержимые доказательства.
В свое время князь Сергей Щербатов, художник и меценат, участник пресловутой петербургской выставки «Современное искусство», был очень обижен и зол на Рериха именно из-за его претензии на именитость предков. Прожив остаток жизни в Америке, князь не забыл обид и довольно резко писал о Н. К. Рерихе:
«Совершенно иной, но столь же отдельно от остальных художников стоявшей фигурой был в Петербурге таинственный Рерих. В разные сферы, включая дворцовые, он проникал охотно и умело, с расчетом и тонким выбором. Он умел сказать, что нужно, и бить в цель, добиваясь им намеченного и делая карьеру. Если для Головина, от меня ничего не ждавшего и ничего во мне не искавшего, я был просто собеседником и большим любителем искусства и театра, для него, видимо, приятным, то для Рериха я был „князем Щербатовым“ — это я чувствовал, и это мне было тягостно, хотя он, видимо, хотел играть роль друга и бывал очень мил и всегда интересен. Он занимал довольно выдающийся пост директора отличного культурного учреждения на Морской — Общества покровительства художеств, почетной председательницей которого была принцесса. На мой вопрос и на предложение высказаться по какому-нибудь вопросу, связанному с его деятельностью, он отвечал обычно:
— У меня еще нет мнения, пока не выскажется принцесса…
Человек он был, несомненно, умный, хитрый, истый Тартюф, ловкий, мягкий, обходительный, гибкий, льстивый, вкрадчивый, скорее недобрый, себе на уме и крайне честолюбивый. О нем можно сказать, что интрига была врожденным свойством его природы. На нем была словно надета маска, и неискренний его смех никогда не исходил из души. Всегда что-то затаенное было в его светлом, молочного цвета лице с розовыми щеками, аккуратно подстриженными волосами и бородой. Он был северного — норвежского типа и довольно прозрачно намекал, что его фамилия Рерих связана с именем Рюрик. Как — оставалось не вполне понятным… А талантлив Рерих был несомненно, и также несомненной была его горячая любовь к искусству; обслуживая многое и прислуживаясь многим, он искусству служил искренне…» [367]
367
Щербатов.С. 158–159.
Восстановив баронство, Н. К. Рерих открывал для себя двери многих аристократических домов, получая поддержку в европейском обществе. Еще в 1900 году Николай Константинович, как бы стесняясь своего происхождения, несколько иронично писал своей невесте Елене Ивановне Шапошниковой:
«Милостивая Государыня
Наидрожайшая невеста моя Елена Ивановна.
Напрасно думаете утрудить рученьки Ваши отодранием меня за хохол мой, ибо он таковой у меня маленький и оной критики Вашей противоустоять не в состоянии.
Тоже напрасно думаете, что спать ложимся мы с петухами; мы хотя и купеческого сословия, но дворянские привычки с малых лет исполнять приобыкаем и вечером сидим в трактире, ведем разговоры и слушаем машину, и когда машина играет что-либо чувствительное для сердца,
За благовонийстными духами я послал мальца и настрого приказал прежде не брать, а понюхать, чтобы не было обману и духи крепко бы пахли. Малец нюхал и чихал даже, следовательно духи — добротныя.
Понимает ли Тевяшев толк в товарах, и до того мне дела нету, но хочет он купить у меня оптом партию очень большую и такие покупатели нам с руки. В среду прикончу дела мои торговыя и еду повидать Ваши ясныя глазки.
Почтительнейше целую ручку маменьки достопочтенной Екатерины Васильевны и пальчики Ваши несчетное число раз перецеловывая и Господа о здравии Вашем моля усердно пребуду почтительнейше.
Купеческий сын и москатильного магазина владелец Николай Константинович сын Рерихов. Санкт Петербург» [368] .
В Европе Рерих продолжал предпринимать все возможное и невозможное, чтобы скорее вернуться в Индию к жене Елене Ивановне.
30 июля 1930 года Елена Ивановна писала, что положение в Индии очень серьезное, в долинах происходят волнения и ей приходится ездить домой в сари, подчернив лицо.
Визовое дело Рериха принимало все больший общественный резонанс. Сотрудники рериховских учреждений упорно и методично рассылали прошения во все английские инстанции и обращались за помощью к влиятельным людям.
368
ОРГТГ, ф. 44, д. 161.
7 августа 1930 года американский митрополит Платон написал официальное письмо в поддержку Рериха. Под давлением колоссального количества писем английские власти стали уже сомневаться в целесообразности отказа выдачи виз Н. К. Рериху и его сыну, но так просто уступить общественному мнению не позволяла честь мундира. Первой уступкой министерства иностранных дел Англии был отказ от всех неофициальных ответов, которые ранее направлялись в газеты.
А тем временем болезнь Елены Ивановны обострилась. Николай Константинович переслал в Нью-Йорк письмо для передачи президенту США Гуверу. Луис Хорш, в обход всех недоброжелателей, сумел передать его президенту лично. И 1 сентября было решено написать петицию, составленную от имени всех заступников и отправить ее в министерство иностранных дел Англии. Это не испугало английские власти, а наоборот, разозлило. В Болгарии британская разведка организовала распространение среди монархистов слухов о большевизме Н. К. Рериха. При этом упоминались ранняя книга стихов Рериха «Цветы Мории» и книги, написанные Еленой Ивановной.
11 сентября из Индии пришло сообщение о критическом состоянии здоровья Елены Ивановны, а на дорогу Рерихам, при лучшем стечении обстоятельств, потребовалось бы около трех недель. Но английские власти пока не собирались пускать Николая Константиновича ни к здоровой, ни к больной, ни к умирающей жене, хотя уже и стали побаиваться общественного резонанса. 28 августа 1930 года заместитель секретаря при правительстве Индии С. Н. Рой писал:
«Мы не можем рассчитывать на то, что государственный секретарь выразит удовлетворение по поводу нашего обещания осмотреть по возвращении Е. И. Рерих в Наггар в начале сентября. Ее возвращение может быть отложено, и, если болезнь будет иметь фатальный исход, мы можем оказаться в ужасном положении».