Решала
Шрифт:
— Ну, только на это надежда, — Леонидыч наливает себе ещё коньяка, забыв про меня.
Чувствую, что сказал мне мой старший по паспорту товарищ не всё, наливаю себе тоже и продолжаю допрос:
— Дома-то как?
— Жопа! Веришь? Полная! — ахает пятьдесят грамм французского пойла тренер.
Закусывать он не стал, пьётся «Наполеон» мягко, чуть ли не как вода.
— С женой ссоры? С тещёй? — пытаю я, лишь пригубив свою порцию, ибо в голове шумит.
А то! У Леонидыча вес кило на двадцать-двадцать пять больше моего.
— С женой, ага. Да не с ней, с соседями! Сверху соседи-кооператоры постелили паркет, и сейчас слышимость такая… стул
— Скорее всего, пол неправильно уложили, паркет прямо на бетон, — авторитетно говорю я.
Интересно, что тут сделать можно? Как такую проблему решать?
— До драки дело доходило, жена заставила идти разбираться, а там наглая такая морда… Милицию на меня вызывали пару раз, мол угрожаю.
Леонидович опять выпил. Хрен его знает, как в таких ситуациях действовать. Вроде как в моё время приборчики собирали, которые в потолок орали музыку или звуки неприятные, верхних так воспитывали. Звукоизоляцию делать? Я вообще не понимаю, делают её сейчас или нет? Натяжных потолков я, например, не видел ни разу. Поговорить с соседями? Ну, это могу. Пусть на меня милицию вызовут, замучаются огребать потом.
— Помогу! — уже немного пьяно обещаю я.
Объявили наш рейс. Рассчитываемся. Коньяк — больше сорока рублей, и остальное — пятнадцать. Плюс на чай. Остатки коньяка переливаю себе во фляжку. Сейчас не шмонают при посадке. Тренер вытащил пачку трёшек, чтобы вкупиться, я взял три бумажки только для того, чтобы не обижать человека. На посадке, в толпе народа, мы старались не дышать ни на кого, однако сюрприз ожидал меня уже в посадочном зале. Там сидел Фарид с перевязанной головой и парочка дядек лет сорока пяти. Один из них, судя по модному портфелю из зелёной кожи, возможно крокодиловой, и похожими с Фаридом чертами лица, уверен, его батя.
— Вот он, Штыба! — как-то грустно сказал пацан, и мне стало ясно, что не он затеял эту канитель. Откуда только узнал мою фамилию? Хотя менты же меня сразу по фамилии и назвали.
— У-у-у! Да он пьяный! Снимать надо с рейса, — как-то оживился второй дядька славянской наружности.
— Погоди, Ильхам, — поморщился предполагаемый батя Фарида. — Парень, иди сюда на пару слов.
— Мне родители не разрешают с незнакомыми людьми разговаривать, — шучу я и ввинчиваюсь на свободное место между модно одетой девушкой и бабкой ещё бодрого вида, хотя, судя по шляпке, она и при царизме могла жить.
— Это в твоих интересах! — повысил голос лжерусский Ильхам.
— Отстаньте от парня! Вы оглохли оба? Что вам по-татарский сказать? Я умею! Ишаке бар! — за меня вступился Леонидыч, напившийся гораздо сильнее, чем я.
— Позови милицию, — поморщился отец несчастного влюблённого.
Подошли два местных милиционера. Какое-то время меряемся ксивами. Я достал свои корочки, отец Фарида свои. По лицу лейтенанта, который в паре представителей власти старший, видно, что тот в растерянности — кто тут должен быть виноват, он не знает. Там ксива, я так понял, второго секретаря, а у меня документы начальника комиссии и корочки члена сборной СССР по боксу. Это не считая партбилетов. Менту, вполне возможно, хочется сказать, что так бывает и никто в конфликте не виноват, или уж на крайний случай сказать, что виноват он — тупой летёха, который не пресек преступные действия… Чьи опять же? Я обвиняю в хулиганстве, меня обвинили в побоях ребёнка и пьяном дебоше. Так бы продолжалось долго, если бы не подошёл
— Вы, идиоты, зачем Штыбу задержали?! — зашипел майор на подчинённых.
Блин! Это же мой знакомый! Помню, меня тут задерживали уже, когда жулик у меня паспорт спёр, только тогда этот майор капитаном ещё был! Гена его имя, а фамилию забыл. Чёрт. Со мной тогда был личный водитель Власова — майор Павел Дмитриевич. Ох и чихвостил он капитана этого! А щас, гляди, — майором стал!
Глава 17
«Маркин его фамилия!», — вспомнил неожиданно я. Как и вспомнил удар по почкам осенью 85-го, когда меня в местные «подвалы» привели. Ну и украденные ментами деньги я не забыл, хотя их, конечно, и воришка моего паспорта мог потратить. Теперь понятно, отчего этот майор на моей стороне. Ему сначала от криминального авторитета досталось, от Олега Каратаева, а потом, уже позже, его Власовым пугнули, причём по полной. Но как же он майором-то стал? Пока я размышлял и ностальгировал, папа Фарида багровел.
— Майор, ты моё удостоверение видел? — просипел высокопоставленный партийный работник.
Как бы не окочурился тут, лицо больно нехорошее, — автоматически отметил я.
— Мужик, что бы у тебя ни было, министра нашего ты не переплюнешь, — устало сказал майор, сняв фуражку и обнажив полностью седую голову.
Он и раньше был седоват, помню, но тут вообще весь белый. Работа нервная, что и говорить?
— При чём тут министр? — насупился дядя.
— Пап, я же рассказывал, что ППС, как приехал, сразу спросили про Штыбу, значит, у них указания были сверху. А ещё он с племянницей Горбачева спит!
— Ты свечку держал? — озлился я, хоть это было и правдой.
— Рот закрой, пока не убил! — грозит батя малолетнему недоумку, треплющему имя генсека.
Хорошо, что мы в углу стоим и не привлекаем внимания окружающих, но те, кто слышат, вид имеют офигевший. Даже мой тренер. Морда у майора Маркина стала совсем кислой, но решение он принял идеологически и юридически верное.
— Анатолий, простите, отчество не запомнил, что с этими троими делать? В камеру их? Заявление будете писать?
— Тащ майор, для начала хочу вас с новым званием поздравить, вы капитаном были, помню.
— Да что там, на два года задержали новое звание. Спасибо за науку! Так что с этими делать? — кивает головой седой.
— Думаю, мы сейчас с товарищем вторым секретарём побеседуем и разойдёмся мирно.
— Извините, ваше имя отчество не упомню, — обращаюсь я к отцу Фарида. — Я вашего сына пальцем не трогал, а вот он наоборот, хотел ударить Светлану Аюкасову, если слышали такую фамилию.
— Врёшь, — уже без энтузиазма спорит дядя. — Ваши слова против его! А побои мы сняли!
— Там свидетельница была, соседка, — ехидно сообщаю я.
— Учтём, — мрачно кивает себе под нос мужик.
Он что, собрался на свидетельницу воздействовать?
— Старушка — божий одуванчик, — на всякий случай сообщаю я.
Не хватало ещё, чтобы к бабке полезли!
— Бога нет, — так же задумчиво молвил коммунист.
Сука, ничего святого!
— Она — мама члена ЦК, вы там учитывайте всё, — вспомнил я ещё один факт.
— Да ладно! А эта ваша Светлана точно…? — наконец проняло татарина.