Решающий поединок
Шрифт:
Медведь кружит в центре с поднятыми вверх руками, отвечая на приветствия, становится на колени, целует ковер в знак прощания. Он ли это? Этого ли он хочет? Так. ли надо прощаться с борьбою? Так ли уходят в легенду — нашу, борцовскую? Дерзнет ли кто еще завоевать, как Медведь, десять наград высшей пробы?
Наступает заключительный день Олимпиады. Он выдался холодный, с порывистым ветром. Торопимся в аэропорт: скорее бы домой. Идет посадка в автобусы. Пользуясь
Я же невольно поймал себя на мысли, что шествую чуть вызывающе, расправив плечи… Ведь победила наша команда, и эта победа принадлежит каждому спортсмену, каждому из нас, даже тем мальчишкам, которые пока еще не знают слова «борьба».
Московскую Олимпиаду я всю провел в Останкино на телецентре. Работы было невпроворот.
И как ни хотелось вырваться в зал, ничего из этого не получилось. Хорошо еще, что нашлась свободная минута и, включив телетрансляцию, я успел захватить концовку финального поединка в тяжёлом весе. Поймал себя на том, что смотрю на телеэкран несколько отрешенно. Вот Сослан Андиев прошел в ноги Адаму Сандурскому. Поляк грузно осел на ковер, но его баскетбольный рост — за два метра — помог ему захватить ноги атакующего. Потянув Сослана на себя, он поставил его на голову, что называется «на попа». Где-то под ложечкой екнуло. Опасно. Даже сжался в комок. Но ситуация изменилась. Сослан успел перебросить ноги и накрыть Сандурского. Мне показалось, что лопатки польского борца чиркнули по помосту. Арбитр поднял тяжеловесов в стойку. Я с интересом вглядываюсь в Сандурского. Надо же, призер чемпионата мира и Европы, а я его вижу в первый раз. Залюбовался борцами: оба рослые, сухие. Сослан сражается, как Саша Медведь, идет плечом вперед, будто вытаскивает тяжело груженую телегу из колдобины.
— В этой весовой категории победитель завоевывает звание олимпийского чемпиона… — прорывается сквозь гул зала голос судьи-информатора. Концовка фразы тонет в аплодисментах, потому
Затем вдруг поймал себя на том, что думаю уже о своем, телевизионном. Как здорово собран звук с помоста, любой шлепок, прерывистое дыхание, хлопки мокрого махрового полотенца в руках секунданта — все сочно, емко.
На телеэкране бурлила радость. Сослана обнимают, просят автографы. Вот, кажется, его поздравляет старший тренер Юрий Шахмурадов, а это, никак, Леонид Колесник. Окружившие оказались С. Андиеву чуть ли не по пояс, и тем самым еще более подчеркнули гренадерский рост Сослана.
… Слишком далеко ты оказался от того берега, который составлял смысл твоей жизни в молодости. Помнишь, тебя упрекали, что ты не любишь разговоров о борьбе, а ты просто отмалчивался. И это принимали за отчуждение. Но ведь о своих привязанностях было неудобно распространяться на людях.
Выключил телевизор. Надо торопиться в Центральную аппаратную, чтобы подменить дежурного. По пути хотелось найти ответ на что-то, еще не до конца ясное…
И лишь открыв дверь в комнату, войдя в нее, понял: моя теперешняя работа. Как я не замечал этого раньше?! Вот она — Олимпиада-80 на множестве мониторов. И какая на всех разная, своя. Вот на одном из телеэкранов разбегается Виктор Санеев. Доведенный внутренним горением до черноты, он исступленно отталкивается от планки, приземляется в прыжковую яму. Фонтан песка брызгает в экран, хочется отшатнуться от него, чтобы не попал в глаза. А рядом… это же Юрик Варданян, как его подбросила радость. Как он завис в необычном прыжке. И его увешенная железными блинами штанга кажется и мне теперь пушинкой. А тут — соскальзывает с обкладных матов Герхард Вессиг, сам еще не осознавая, что возможно покорение невозможной высоты. Нет, все же познать этот мир не просто. Не испытав борьбы, не смог бы, наверное, так всмотреться в парус и фехтование, конкур и греблю, бокс и стрельбу из лука… Донести все это до других! Тогда считай, что ты выиграл еще один, может, самый решающий поединок.