Решения, принятые после полуночи

Хиггинсон Рейчел

От мысли о работе к горлу подкатила тошнота.

Уилл издал горловой звук и встал во весь рост. Теперь, кто смотрел свысока? Не я. Он был, по крайней мере, на шесть дюймов выше меня, когда мы оба стояли. Я ожидала, что он скажет что-нибудь резкое в ответ, но вместо этого он оттолкнулся от выступа и рывками двинулся по барной стойке. Он поставил стакан и схватил разные бутылки, наливая их, смешивая, помешивая. Он взял медный шейкер и яростно поводил им взад-вперед возле своей головы. Он сорвал мяту с небольшого травяного сада, который они держали сбоку от бара, расположенного под большими

окнами. Он аккуратно срезал кожуру с апельсина и свернул ее в красивое произведение искусства с помощью ножа для чистки овощей.

Я наблюдала за ним с невольным восхищением. Столько труда было вложено в этот единственный напиток, столько заботы, мастерства и внимания. Он был прав. Это было нечто большее, чем просто открыть бутылку вина или налить пива. Это был совершенно новый мир, в котором я никогда раньше не бывала. Красивый, сложный язык, которого я никогда раньше не слышала.

— Иди сюда, — потребовал он, когда, наконец, закончил. — Попробуй это.

Сокрушенно вздохнув, я положила меню на место и присоединилась к нему у бара. Напиток пах свежестью, мятой и цитрусовым, заставляя мои вкусовые рецепторы покалывать от предвкушения.

— Я не должна пить, когда я на смене, — серьезно сказала я ему.

Уголок его губ дернулся, как будто он не ожидал, что я это скажу.

— Ты работаешь в баре. Считай это частью твоего образования. Я уверен, что твой босс простит тебя на этот раз.

Обхватив губами холодный край бокала, я наклонила его и сделала глоток. Ожог был неожиданным, но за ним быстро последовало буйство ароматов, которые я наблюдала, как он добавлял по отдельности. Они работали вместе, чтобы создать симфонию вкуса, ощущений и пьянящего алкоголя. Моя рука крепче сжала стакан, удивленная головокружительным приливом удовольствия, заставляющим мою кровь гореть под кожей.

Уилл одобрительно кивнул, даже не дожидаясь моей похвалы.

— Это сегодняшнее специальное предложение, — объяснил он. — Мой взгляд на апельсиновый мятный джулеп, — наклонившись вперед, он выдержал мой пристальный взгляд и понизил голос до шепота. — Видишь ли, я не продаю алкоголь, Новенькая. Я продаю опыт. Воспоминание. Незабываемая ночь в незабываемом баре. В том, чтобы подавать выпивку, есть нечто большее, чем толкать выпивку пьяным людям. Это настоящее искусство.

— Потрясающе.

Мое горло все еще слегка горело, поэтому мой голос звучал хрипло, обжигаясь от напитка, который, возможно, только что изменил мою жизнь к лучшему. Я никогда раньше не знала, что нечто подобное существует. Что что-то может быть таким правильным, таким успокаивающим и таким заманчивым.

Глаза Уилла загорелись огнем от моего комплимента, вспыхнув таким же огнем, который сейчас разогревал мой живот.

— Да, — медленно согласился он. — Это потрясающе.

Тогда я поняла его доводы. Те, которые были у него с братом. Этого бар существовал не для того, чтобы Уилл мог оказывать услуги друзьям. Я была уверена, что это даже не существовало для его зарплаты. Для Уилла Инглиша это была жизнь — сама его душа проявлялась в предприятии, которое он мог отдать другим людям. Дело было не только в том, что его напитки были разными, вкусными и, возможно, даже опасными. Дело было в том, что он полностью

отдавал себя их созданию, веря, что то, что он делает, имеет значение.

Я подумала об "Органикс" и о том, как упорно я боролась со своим отцом, чтобы сохранить его чисто органическим. Когда папа хотел сократить расходы и превратить это во что-то простое и коммерческое, я вела собственную войну, чтобы сохранить чистоту и целостность этого.

Как результат, это окупилось. Это было не самое прибыльное наше начинание, но оно было самым популярным. И это означало, что для меня это стало больше, чем победой. Это стало моей целью.

Так почему же я сейчас не во Флориде? Почему я не преодолела все препятствия на дороге и свои душевные страдания и не добралась туда так быстро, как только могла?

Это был мой проект. Моя мечта. Почему я только что отдала его Эдисону? Почему я работала в баре, потягивала апельсиновый мятный джулеп и пыталась постичь все тонкости работы официанткой?

— Бурбон, — сказал Уилл, вырывая меня из моих внутренних размышлений. — Это основа напитка, если кто-нибудь спросит. Двенадцатилетний и американский.

Я моргнула, вспомнив, что мы спорили.

— Как он называется?

Он наклонился вперед, скользя взглядом по моему лицу, как будто искал ответ, который я не знала, как ему дать.

— Печаль и созерцание, — наконец, сказал он.

Я чуть не подавилась вторым глотком.

— Я надеюсь, что это не названо в мою честь.

Я почувствовала, как гнев снова поднимается на поверхность. Кем этот парень себя возомнил? Неудивительно, что так много официанток уже уволилось.

Он пожал плечами. Это был дерзкий жест, безразличный, непримиримый и совершенно мужской.

— Бурбон должен сделать это.

— Что сделать?

Его взгляд снова метнулся ко мне, темный и штормовой, грозовые тучи и молнии.

— Выкладывай правду. Говори правду, — он снова посмотрел на ингредиенты, разложенные на стойке. — Требую правду.

Он думал, что знает меня, потому что приготовил два напитка, которые мне понравились. Он догадался о моих предпочтениях, но, поскольку я действительно никогда не пробовала ничего, кроме вина и светлого пива, это было нечестно. Я не хотела наживать врага, но было трудно болеть за его успех, когда он был таким чертовски самоуверенным.

Временно, с горечью подумала я. Если он действительно хотел, чтобы название было вдохновлено мной, оно должно быть банальным и временным. Но я отказалась доставить ему удовольствие вытянуть из меня больше информации. Я бы не позволила ему быть правым в своих претензиях на бурбон. Не было никаких причин говорить ему правду. Нет причин быть с ним откровенной.

Это была временная работа во время кратковременного упадка лояльности. Я бы достаточно скоро справилась с этим, и все вернулось бы на круги своя. Еще один глоток Печали и Созерцания, чтобы укрепить мои нервы. Уилл выдержал мой взгляд, все еще ища что-то в выражении моего лица. Его язык двигался по губам, как будто он мог попробовать то, что пробовала я, и знал, как гладко это пошло, как это было правильно, и как сильно я нуждалась в некоторой жидкой смелости в этот момент.

— Ну? — спросил он, наконец.