Республика - победительница
Шрифт:
В связи с этим, СССР сконцентрировался на действенной поддержке левых и антиколониальных движений во всем мире: он снабжал их оружием, инструкторами, иногда в горячие точки конфликтов ездили советские добровольцы. Страх перед советской империей и ее влиянием на местные левые движения на Западе был весьма силен, кроме того, его подпитывали средства массовой информации и правые политики.
Польша входила в блок демократических стран, но со своей вождистской системой она больше соответствовала – говоря честно – испанско-итальянской группировке.
В связи с этим союзники жали на демократизации системы страны. И сила этого нажима, признаем, была
Поэтому британцы, французы и американцы давили на польских санационных политиков, рекомендуя внедрить сильную и как можно более скорую демократизацию политической жизни. Только польское правительство упиралось, заявляя, что все это не так уже и просто.
– Мы должны удерживать эндеков и крайне правых, чтобы они не дорвались до власти, - аргументировали Рыдз и Бек в европейских салонах. Если в Польше воцарятся политически безответственные, гипердердержавные и ксенофобские настроения, из всего этого способны выйти исключительно несчастья. И, кто знает, не станет ли это концом всей системы восточноевропейской безопасности. Но еще хуже, - добавляли они, когда их западные собеседники перемалывали у себя в головах услышанное, - если к власти придут красные! В Румынии коммуничтическая агитация просто сумасшедшая, в Югославии – тоже, и не дай Бог, если коммунисты выиграют в Польше… ведь для СССР это открытая дверь ко всей Центральной Европе, в том числе, возможно, и Германии. И через пять минут Советы уже у врат Парижа. Вы этого хотите?
В результате Запад начал считать, что санация означает меньшее зло. Аргументация, что ситуация Польши – это "специфика пограничья", до какой-то степени срабатывала. Лондон, Париж и Вашингтон теперь уже следили только лишь за тем, чтобы польское правительство сохраняло в меру достоверный внешний вид демократии и не выскакивало с более радикальными действиями. Именно поэтому польская драчка с евреями осуществлялась на принципах "борьбы за чистоту польского языка", а идентификация "чужого" не проходила – как ранее при случае лавковэго гетто [72] или numerus clausus – в соответствии с религиозными принципами.
72
См. сноску 12.
Вот только преследования против евреев, соединенные с усиливающимся выдавливанием немцев с Поморья и Силезии – это для союзников было уже слишком. От Польши потребовали гуманности внутренних отношений: необходимо было прекратить преследовать евреев и немцев. Польша обязана была расширить права немцев в Силезии и Поморье и решительно ограничить там польскую колонизацию. Силезия с Поморьем оставались польскими протекторатами, но там все так же преобладало немецкое население, немецкий язык был одним из официальных языков. И реформы наступили. Во Вроцлаве и Щецине были созданы смешанные польско-немецкие администрации.
На Край Вендов и Лужицу давно уже махнули рукой, оставляя там исключительно польские гарнизоны. Вооруженные немецким оружием.
Только ведь немцы с евреями не были единственными меньшинствами, которые требовали признания собственных прав в Республике.
УКРАИНЦЫ
На территории Второй Республики проживало украинское меньшинство (по разным источникам насчитывающее от 4,5 до 5,5 миллионов человек), все громче и настойчивее требующее независимости для региона, который поляки называли Восточной Малой Польшей, а украинцы – Галичиной. После победной войны с Германией в альтернативном
Рыдз решил жестко расправиться с украинскими сепаратистами. Уже ранее, в тридцатых годах, в ответ на украинские акции саботажа (в ходе которых, кстати, убивали польских чиновников и украинских соглашателей, осуществляли поджоги и нападения на польские учреждения, разрушали инфраструктуру) Республика провела две крупные операции по усмирению Восточной Малой Польши. В ходе этих операций разрушали церкви, избивали и унижали украинцев.
Станислав Дюбуа, деятель Польской Социалистической Партии (принадлежность к которой тогда часто была связана с заключением на какое-то время в брестской крепости), так комментировал в Сейме первую операцию по усмирению 1931 года:
Мне так кажется, прошу вас, что наиболее болезненными, наиболее яркими, возможно, являются два мелких факта (…). Один факт, который меня столь болезненно поразил, это было тогда, когда речь держал пан депутат, представитель Украинского Клуба (…) о тех чудовищных фактах пыток, истязаний, но то, что меня столь глубоко тронуло, это был тот момент, когда говорили о срывании портретов Шевченко. Этот факт, возможно, и мелкий, но это тот факт, который для нас, почитавших и почитающих своих великих поэтов, является для нас чем-то ужасно болезненным и унижающим для нас, как для поляков.
Вторым столь же болезненным фактом является то, что (…) вы смеялись над тем, как палками заставляли людей, чтобы они за лошадей молились, а еще, когда смеялись и говорили украинцам: мало вам еще дали, не станете теперь поджигать – так я пришел к выводу, что нечего искать в вас какой-то совести, чести и чувства достоинства.
Так что, прошу вас, не имеете вы права обвинять весь украинский народ (…). Со стороны украинского народа мы имели дело (…) с действиями отдельных лиц или определенных организаций. Со стороны польских усмирителей мы имели дело с правительством как таковым, и вот тут, господа, и заключена та громадная разница, здесь заканчивается трагедия украинского народа, и здесь начинается трагедия народа польского. Ибо, прошу вас, мне кажется, что нашим стремлением в прошлые годы, когда мы еще независимости не имели, равно как и потом, когда мы за независимость боролись, нашим стремлением было создание европейской страны, и чтобы у нас азиатские методы усмирения места не имели и иметь не могли.
В 1935 году пилсудчики подписали договор, цель которого заключалась в нормализации польско-украинских отношений. Сторонами в договоре, помимо польского правительства, были наиболее умеренные украинские институции (во главе с Украинским Национал-демократическим Объединением). Польша, среди всего прочего, обязалась расширить самоуправление юго-восточных воеводств, чего – впрочем – так никогда и не сделала. А когда часть санации, собравшаяся вокруг Рыдза-Смиглого и Адама Коца, начала дрейфовать в сторону пара-НРЛ-ского (Национал-Радикальный Лагерь) национализма, про соглашение забыли, политика же в отношении украинцев начала принимать совершенно иной характер. Программа "укрепления польского начала", среди всего прочего, заключалась еще и в том, что с работы выгоняли государственных служащих - украинцев, что православное население заставляли переходить в католицизм. Так было в знаменитом случае "чуда обращения" в волынской деревне Гриньки. Восхищенный "ИЕК" так писал про него 6 января 1938 года: