Республика ШКИД (большой сборник)
Шрифт:
С неделю Роман был болен. Иногда кричал, бредил, просил у всех рубль.
И вдруг однажды открыл глаза, как после долгого и крепкого сна. Потянулся, чувствуя во всем теле приятную слабость. Хотелось есть. Над головой тускло горела лампада. В углу на сундуке лежала мать — нераздетая, в платье. Она дышала ровно, спала. Из-за перегородки доносился храп стариков.
Роман лежал на спине, отдыхая, разглядывая тени от лампадки. Тени, как живые, то вытягивались на половину комнаты, то уменьшались и чернели. Неясный
— Лучше тебе? — спросил он.
— Мне хорошо, — шепотом сказал Роман. — А что ты пишешь?
— Так, разное, — нехотя сказал Колька.
— А почему не спишь?
— Надо. Ухожу.
— А куда?
— По делам, на службу.
— Ночью-то?
— Ну да. В ночную смену. Дежурства у нас ночные теперь. Ну, спи же.
— Ладно, я сплю, — сказал Роман, и, перевернувшись, действительно заснул.
Утром проснулся здоровый и бодрый.
Мать напоила крепким кофе. Теперь все относились к Роману особенно предупредительно и заботливо. Это было приятно. Мучило только одно: знает ли мать о школьных делах или нет? Но мать ничего не говорила.
Еще несколько дней пролежал он в постели и все время наблюдал за матерью. Один раз она сказала:
— Поправляйся и сразу пойдешь на экзамен. Скоро занятия кончаются.
«Значит, была в школе и все знает», — подумал Роман.
В этот день Роман встал с постели, и мать закатила роскошный обед — с мясом, которое уже было трудно купить.
Роману было хорошо и весело. Хотелось с кем-нибудь поговорить, но никого подходящего не было. Тогда вспомнил о Кольке. Где же Колька? Кольку он не видел ни разу с тех пор, как начал выздоравливать. Роман пошел к матери. Она сидела на кухне с бабушкой.
— Тебе что? — спросила мать.
— Коля где?
Мать и бабушка быстро переглянулись.
— Коля? — мать замялась. — Его нет дома.
— А где он?
— Он… он в Павловске… переведен туда работать на время.
Роман печальный побрел в комнату. Стало скучно. Постоял у окна. На дворе черными пятнами темнели проталины. Гулять еще было нельзя. От нечего делать Роман стал разглядывать раскиданные на комоде бумажки. Увидел голубой конверт, небрежно брошенный на альбом с открытками. Взял.
«Маме» — стояло на конверте крупными буквами.
«Милая мамочка!
Когда ты прочтешь это письмо, я уже буду далеко. Не старайся отыскивать меня, так как все равно не найдешь. Я уезжаю на фронт, в армию добровольцем. Прости
Еще раз прости. Целую всех: бабушку, дедушку, Аську и Романа. Отдай ему мои книги. Не сердись. Я буду писать с фронта.
Твой Коля».
Роман не слышал, как подошла мать. Он стоял раздумывая, пораженный тем, что прочел в письме.
— Прочел? — раздался над головой тихий голос матери. Роман вздрогнул и выронил письмо. Потом взглянул на мать. Та молча обняла его и привлекла к себе.
— Значит, Колька не в Павловске? — дрогнувшим голосом спросил Роман. — Он на войне?
Мать не ответила.
НАРКИС
ДЕД ДЕЛАЕТ КАРЬЕРУ
Растаял последний снег. Высохли лужи. Только в углах двора, в тенистых местах, виднелись порыжевшие заледенелые сугробы.
После болезни Романа мать два раза бегала в школу, просила за сына и наконец пришла довольная.
— Ну, смотри, — объявила она Роману. — Держись. Тебя оставили.
Роману стыдно было идти в школу. Но делать нечего.
На другой день, собрав книги и тетради, двинулся вместе с матерью.
И, как в первый раз, при поступлении, Гликерия Петровна приняла их в столовой, сидя за кофе.
— Ну?
— Простите, — сказал Роман тихо. — Больше не буду.
— Посмотри мне в глаза.
Роман поднял голову, краснея, посмотрел на учительницу и повторил:
— Больше не буду.
— Не сомневаюсь в этом, — сказала Гликерия Петровна. — Иди в класс и постарайся загладить вину хорошим поведением.
Ребята не приставали к Роману и не дразнились. Крякина в школе не было — он действительно уехал в деревню. Роман засел за учебники и остаток года учился прилежно. Перед пасхой сдал экзамен и перешел во второй класс.
Год был закончен. Начинались летние каникулы.
За зиму все ребята выросли.
Женька Гультяев щеголял в длинных брюках с карманами и уверял всех, что отец насильно заставил его надеть брюки.
— Это почему же заставил? — спрашивали ребята.
— Не знаю. Говорит, что вырос я, — небрежно отвечал Женька.
На деле же брюки Женьке обошлись дорого. Две предпраздничных недели пришлось ходить с опухшими от слез глазами, и только тогда выведенная из терпения тетя Катя распорола старую шерстяную юбку и стала шить брюки. Но, кроме брюк, Женьке больше нечем было хвастать. На экзаменах он провалился и остался на второй год в первом классе.
Еще прошлой осенью, когда ребята поступали в школу, поступил и Иська.
Зимой Роман встречал его, озабоченного и сумрачного. Иська рассказывал о школе и часто жаловался на ребят.