Республика Шкид (сборник)
Шрифт:
Мендель заежился, покраснел, лицо его еще больше вытянулось и стало похожим на редьку. Он нерешительно переглянулся с Песей! Толпа одобряюще загудела:
– Вали, Мендель!.. Спорь! Не бойся!
– Чего там! Даешь! Не робей!..
– Крой, Мендель!
– Спорь!..
– Спорим!! – заорал Мендель. – Идет! Спорим!
И в безудержном порыве он бросил на пыльную мостовую свой монблан клешей и галифе и протянул Карлушке руку.
Но Карлушка, чтобы затянуть комедию,
– Как? – спросил он. – Ты и вправду хочешь спорить? Серьезно? На сто «лимонов»? Ты подумай сначала. Гляди, просчитаешься.
– Нет! – заерепенился Мендель. – Нет! Ты таки хвостом не виляй. На сто «лимонов» спорили. Под свидетелей. Давай руку.
– Ну ладно, – вздохнул Карлушка. И, крепко сжав тщедушную руку Менделя, он внезапно повернулся ко мне и сказал:
– А ну-ка, плашкет… Разними.
Мне показалось, что он подмигнул мне. Затрепетав всем телом, я выскочил в середину круга и ребром ладони разорвал роковое рукопожатие.
– Обыскивай, – сказал Карлушка, ухмыльнулся и поднял руки.
Так, наверное, поднимали руки его многочисленные жертвы, когда он выхватывал из кармана наган и командовал:
– Руки вверх!
Наступила тишина. Многоликая толпа затаила дыхание; ругань, споры, выкрики торговцев прекратились, и только старик музыкант, который один из всей барахолки не заинтересовался скандалом, продолжал наигрывать свою грустную музыку.
Мендель приступил к обыску. Он сунул руку в карман Карлушкиного клеша и сказал:
– Здесь!
Но вытащил пустую руку.
– Значит, здесь, – сказал он и сунул руку в другой карман. Но и там яиц не оказалось.
Все больше и больше волнуясь, он обшарил карманы бушлата, ощупал Карлушку спереди и сзади, залез за пазуху майки – яиц не было.
Надо было видеть его лицо. Я до сих пор не могу забыть лица брючника Менделя, когда, безуспешно закончив поиски яиц, он взглянул на Карлушку. Глупее лица я не видывал. Он вытаращил глаза, раскрыл рот… Мне показалось даже, что волосы его встали дыбом от ужаса, который охватил его.
– Где ж таки яйца? – спросил он.
– Не знаю, – ответил Карлушка.
Ужасная ругань посыпалась на голову бедного Менделя.
– Кляузник! – заревела толпа.
– Дурак!
– Арап московский!
Несчастный Мендель не знал, куда деваться от этого потока выкриков, ругательств и ядовитого смеха. Вся барахолка издевательски смеялась над ним, который так позорно проспорил свои сто «лимонов», и больше всех заливался я; я чувствовал себя соучастником Карлушкиной аферы и радовался за успех нашего с ним мошенничества.
Оглушительный хохот долго колыхался в воздухе, будто чудовищные птицы
Слишком уж грустно мне вспоминать окончание этой глупой истории.
Немного придя в себя, Мендель растерянно высморкался в рукав, вздохнул и, взвалив на плечо груду перевалявшихся в пыли брюк, собрался уходить.
– Куда? – закричал я. – А деньги?
– Куда? – закричала за мной вся толпа. – А деньги платить надо?
Мендель плюнул в сторону, с остервенением вытащил бумажник и, отсчитав сто миллионов, протянул их Карлушке.
Ко всеобщему удивлению, Карлушка отказался взять деньги.
– Не надо, – сказал он. – Совестно брать от такого дурака.
– От дурака? – растерялся Мендель.
– Ну да, от дурака, – сказал Карлушка. – Разве ты не дурак? Самый настоящий вислоухий дурак. Столько времени искал яйца и не мог найти. Гляди! Гляди, раззява! Вот они где твои яйца!!!
И тут случилось нечто ужасное. Карлушка размахнулся и изо всей силы ударил меня сверху по шапке.
Что-то хрустнуло у меня на затылке, и тотчас же беспросветный мрак окутал меня. Теплая, липкая жижа залила мне лицо, нечеловеческий ужас сковал мои руки и ноги: мне показалось, что я умер и мозги мои текут по моему лицу. Кто-то толкнул меня в середину круга, я чуть не упал, закачался и закричал от страха.
Страшный хохот оглушил меня. Я протер глаза и увидел дико оскаленные пасти хохочущих людей. Вся барахолка сотрясалась от неудержимо-буйного смеха.
Закинув голову, хохотал коварный Карлушка. Хохотал одноглазый Гужбан. Хохотал Мендель. Визгливо хохотала жена его Песя, и яйца перекатывались в ее корзине.
К сожалению, я не могу сказать, был ли в действительности так смешон этот Карлушкин фокус. Но потом мне рассказывали, что мое лицо было похоже на хорошую яичницу с салом. Не думаю, чтобы яичница была хорошей: одно яйцо оказалось тухлым – страшная вонь душила меня. Я заплакал.
Я закрыл руками лицо и, пошатываясь, дошел до ступенек мостика. Я опустился на ступеньки и, оцепенев, просидел там до вечера.
Когда я очнулся, было уже темно. Я сколупнул с лица затвердевший яичный желток и огляделся.
Барахолка пустела. Погасли фонари. Все жулики, торговцы и покупатели ушли спать. Ушла домой и девчонка с квасом.
И только за спиной моей пухлолицый старик невозмутимо играл на своей флейте…