Реставратор
Шрифт:
Андрей отложил газету.
– Фу, читать такое, на ночь глядя, не стоит. Да и поздно уже. Схожу, проверю объект - и спать.
Он встал, обулся. Мельком глянул на часы: 23-47.
Сердце гулко стучало о грудную клетку. А может, ну его? Не выходить сегодня никуда, запереться на задвижку, занавесить единственное окно, потушить свет и притвориться спящим. Да и нет там ничего и никого. А то, что с нашими рабочими произошло - так что ж, бывает всякое.
Он уже встал и подошёл к окну, чтобы закрыть шторку, как вдруг заметил снаружи на краю навеса силуэт большой птицы. Казалось, птица ждёт именно его, Андрея.
– Что ж, надо идти, если тебя ждут.
Словно услыхав его
Андрей надел куртку-спецовку, положил в карман складной нож с пластмассовыми накладками на рукояти, взял фонарь, и вышел наружу.
После случая с несчастной собакой при входе в подвал была установлена решетчатая дверь, сваренная из стальной арматуры. Её запирали навесным замком китайского производства. Андрей хорошо помнил, как сам запирал её сегодня вечером. Но вот сейчас решетка была отворена, замка не было и в помине. От мысли, что его здесь ожидает мурашки побежали по спине. И снова припомнилась фраза из детского мультика: " Котёнка с таким именем ждут одни неприятности".
– Так какие они, эти неприятности?
– спросил он вслух.
– Что ж, подходите по одному!
И Андрей вошёл внутрь.
В подвале, как и днём, было пусто, тихо, темно. Всё так, как и должно быть. Так чего по нему бродить? Андрей сразу пошёл в "тот самый угол". Вот низкая ниша в толстой стене. Вот... ага, а дверь-то на месте! Та самая, старая деревянная. Похоже со вчерашней ночи она успела ещё состариться. Хм!
Парень с усилием, со скрипом отворил дверь, которая так легко закрылась вчера.
В помещении со сводчатым потолком было темно. Лицо обдало струёй холодного воздуха. Невесомое белесое пятнышко проскользнуло перед ним и исчезло. Он даже не понял, было это что-то реальное или свет фонаря так отразился. А отразиться было от чего: подвал снова не был пуст. Правда, бочек не было совсем, зато были ящики фанерные, деревянные и даже металлические. Луч фонаря скользнул по потолку и осветил... электрическую лампочку, висевшую на витом проводе.
Андрей не успел осознать все произошедшие с подвалом перемены (за сутки!), как за стеной снова послышались шаги, властный голос произнёс что-то неразборчивое, и дверь со скрипом начала отворяться. Парень торопливо юркнул за горку ящиков. Он ощутил присутствие людей совсем рядом, в двух шагах от него - и вдруг в подвале вспыхнул электрический свет, ослепительно яркий после почти полной темноты. Андрей на секунду прикрыл глаза. Затем он осторожно выглянул из-за ящиков и чуть не вскрикнул: перед ним стоял человек, одетый так, какими в кинофильмах изображают довоенных советских чекистов. Всё было при нём: начищенные хромовые сапоги, синее галифе, френч цвета хаки перетянутый новенькой кожаной портупеей. Он был ненамного старше Андрея, лет 25-ти, но гримаса злобы, искажавшая его лицо, делала его более старым и страшным.
Чекист с яростной злобой глядел, но не на Андрея, а на другого человека, прислонившегося спиной к ящикам и которого только что он втолкнул в этот подвал. Этот мужчина был немолод, с растрёпанной шевелюрой, с пегой щетиной на худом лице, в рваной и грязной одежде. Его левый глаз заплыл в огромном кровоподтёке, разбитый рот зиял одной кровавой раной, воротник рубашки, некогда белой, был весь в засохшей крови и слизи.
– Иди, иди сюда, вражина, - рычал на несчастного чекист.
– Я бьюсь с тобой уже месяц, а ты не назвал ни одного сообщника из вашей шайки контрреволюционеров! Ты надоел мне, гражданин Пожарский! Ты знаешь, сколько врагов трудового народа убил я вот этими руками? Я растеривал вас из пулемёта в войну, топил баржами. Теперь, когда с приближением победы социализма классовая борьба нарастает,
Он ловким ударом по ногам сбил арестованного на колени и выхватил из кобуры матово-чёрный револьвер.
У Андрея, съежившегося за ящиками, вспотели ладони. Это совсем не походило на кино. Это очень смахивало на хладнокровное и преднамеренное убийство. На убийство, повторяющееся в этом подвале вторую ночь подряд. Это было очень странно и до отвращения жутко.
Но тут раздались ещё какие-то звуки. Андрей не сразу понял, что заговорил арестант. Говорил он глухо, невнятно, с грудным бульканьем.
– Я... дволянин, офицел, а не ваш доносьчьик. Я вам ничьего... не скажу. Вы можете меня убить...
– И убью тварь, гнида белогвардейская! В этом подвале, сейчас. Труп выброшу к чертям собачьим. Твоих родных сошлют на поселение. В тундру! А твоим друзьям, тем, что сидят у нас, сообщат, так, ненароком, что их сдал ты. Тебя освободили из тюрьмы НКВД и сейчас ты в лагере, как у Христа за пазухой. Моё слово - кремень. Понял?
Внезапно арестованный извернулся всем телом и, рыча, как собака, схватил своего мучителя за ногу и попытался укусить беззубым ртом, разорвать пальцами без ногтей. Чекист выстрелил в него дважды. Откинул ногой, и выстрелил ещё раз в безжизненное тело. Длинно выругался. На его начищенных сапогах в электрическом свете блестели густые чёрные капли. Кровь.
Убийца постоял несколько секунд неподвижно. Потом, словно вспомнив что-то, поднял голову и оглядел подвал. Переполненный нервным напряжением, Андрей выпрямился в полный рост. Его глаза встретились с взглядом палача. Чекист издал возглас изумления, его рука с револьвером начала подниматься. Медленно-медленно. Не выдержав роковых гляделок, Андрей прижался спиной к стене, дёрнулся влево, вправо. Его плечо упёрлось в большой железный гвоздь или штырь. Парень крепко схватился за него, как за последнюю надежду. Внезапно погас свет. Андрей рванулся вперёд. Какой-то ящик ударил его в бедро. Сбоку сверкнули две вспышки - то ли выстрелы, то ли взорвавшиеся мелкие звёзды. По крайней мере никаких звуков не прозвучало. Подвал начал заполняться серым дымом, в котором быстро исчезли и чекист, и его жертва, и ящики, и само помещение со сводчатым потолком. Андрей бросился в сторону двери. Лёгкая паутинка коснулась его лица и, даже не задев тяжёлой двери, он выкатился... в тёмное и тихое помещение подвала.
Андрей бегом поднялся по бетонным ступеням наружу, с колотящимся в груди сердцем домчался до флигеля и последним усилием закрыл задвижку. Снаружи было по-прежнему тихо и мирно, за окном никакого движения. Он свалился на топчан и мгновенно забылся в мучительном забытье без снов.
8. Утром Андрея разбудил солнечный луч, пробившийся сквозь пыльное окно бытовки. Не успел он опомниться от дрёмы и хотя бы попить воды, как в дверь с силой застучали. Первым на работу пришёл бригадир.
– Ты чего-то заспался сегодня. Наверно, сны приятные снились, - Михайлов пожал вялую руку сторожа и дружески ткнул его кулаком в бок.
– А-а, - Андрей коротко махнул рукой.
– Какие там сны, так, муть какая-то. Даже ничего не запомнилось. Что-то... нет, не вспомню. Слушай, Александр, а тебе в этом доме ничего такого, ну, странного, м-м, не виделось?
– В смысле - странного? Нет, ничего. То, что с нашими мужиками случилось - так пить меньше надо. А ты знаешь, я ведь в этом доме жил. В детстве.