Ресторан «Березка» (сборник)
Шрифт:
И вот я, беспечное дитя 1964 года, сел выпивать в квартирке моего приятеля Гриши С., в его комнатке, в его деревянном доме, в переулке, которого больше нет. Ибо снесли и построили двухэтажные гаражи в этом самом переулке, бок о бок с высотным зданием, что на площади Восстания, неподалеку от той хорошо оплачиваемой службы, откуда меня три года назад начисто выперли, отлучили и предали анафеме. Гриша, замечательнейший двадцатисемилетний либерал, тип, открытый писателем В.П.Аксеновым, романтик, вечный студент, любитель искусств, постоянно собирал у себя пьянки, где присутствовали различные неизвестные, но вполне официальные художники, скульпторы, картежники, мужики и веселые девицы. Дом был деревянный, двухэтажный, подпертый бревном, чтоб не упал раньше
Там я и напился чрез меру в тот вечер и ночь перед английским зачетом и ехал в последней электричке, нагло куря в пустом вагоне, что, как известно, строжайше запрещается правилами.
И заснул. Все видел во сне исключительно хорошее, а проснулся, тронутый за плечо милиционером, который, указав на потухшую в моих зубах папиросу, вывел меня в тамбур и сказал, что мы сейчас пойдем в милицию.
Куда? В какую милицию? На остановке я выскочил из поезда, дверь с шипеньем закрылась, я показал милиционеру кукиш и, весьма довольный собой, остался на платформе, забыв, что электричка – последняя, а первая – в четыре часа утра, на которой я и ехал потом до Расторгуева, иззябший, ошалевший, совершенно больной от пьянства и майской студеной ночи. Как говорилось в поп-песне тех лет, «опять от меня сбежала последняя электричка...».
– Ты уж на зачет-то не ходи, – сказал мне мой товарищ Б.Е.Трош в шесть часов утра, когда я, поспав пятнадцать минут, пошатываясь, стал собираться в институт.
– Пау-пау, – сказал идиот.
– Вам рассолу нужно выпить, – сказала бабушка.
В электричке меня мутило, все ухало внутри и снаружи, я не отрываясь глядел в окно, пытаясь сконцентрироваться и уловить смысл хоть чего-нибудь, но смысла ни в чем не было.
Я быстро ответил на олл квештенз так:
– Ай вери пуэ ремембер зис...
И англичанка, вытаращив на меня глаза, с ужасом спросила:
– Вот з мэттэ?
– Ай эм илл, – с трудом выдавил я.
Англичанка выпрямилась, вытянулась, в который раз обнаружив кошачью свою, спортсменскую тренированную сухость, и, с отвращением глядя на меня, перешла на русский язык.
– Ступайте вон, – сказала она. – Ступайте и не смейте никогда больше приходить на занятия в таком состоянии...
Контакт? Нет контакта.
– Я больше не буду, – сказал я и вышел, не дыша. Я отчаянно вертел головой, прикидывая, где бы я мог заснуть, забыться, проспаться, выйти из состояния, проснуться другим человеком, но все аудитории были заняты учебным процессом, и я был вынужден скользнуть в помещение военной кафедры, где и заснул под знаменем.
Я заснул. Я видел во сне все исключительно плохое, но проснулся от участливого прикосновения полковника Кувайкозы.
– Напился, сукин сын! – проворчал полковник.
Я вскочил (как ошпаренный), но Кувайкоза рассмеялся и, подобно лукавой красотке, погрозил мне пальцем. И я понял, что он – замечательный человек, что он – строг, но одобряет мужскую лихость, я понял, что запомню его на всю жизнь.
Так оно и случилось. На госэкзамене он дал мне списать, и я получил тройку с минусом.
Ах, все отлетело, отлетело, отлетело... Да было ль все это? А? Было, было, не волнуйся... Но судьба Кувайкозы печальна. Он не верил в существование яда, концентрирующегося в открытых рыбных консервах, отравился и умер, так и не успев узнать, что медицинская пропаганда говорила правду.
Вот, значит, это... такие, стало быть, положительные эмоции из прошлого. Замечу, что здесь присутствует ряд персонажей, обрисованных с такой теплотой и нежностью, что их смело можно назвать положительными.
24.2.19... Город Д. Как я ничего не делал
То есть – как я приехал в город Д. Московской области, что на канале, ехал в электричке, читая книгу «Далеко от Москвы», как уплатил за квартиру, как растапливал (растопил) дымную печь, как съездил на велосипеде в гости к приятелю, где, выпив четвертинку, беседовал о напряженной международной обстановке, как возвратился домой, как читал Тургенева и заснул, не выключив свет, и книжка шлепнулась на пол, как проснулся, и было солнце, и был белый снег, мелкий мороз, и как я ходил звонить в Москву и сильно рассердился, не дозвонившись, и как снег слепит глаза, когда выйдешь на улицу из темной теплой комнаты, и как приходит покой, образуется покой на месте суеты и усталости – это когда одиночество, снег, тишь, загород, и как все это хорошо, как чуден мир, какой покой дарует этот мир, и как я прочитал десять центральных и местных газет: «Правда», «Известия», «Московская правда», «Московский комсомолец», «Вечерняя Москва», «Путь Ильича», «Учительская газета», «Красная звезда», «Советская культура», «Труженик Каракалпакии»... Где все описано как есть и как должно быть... И выпил чайник чаю, и нажарил сковородку картошки, съев ея с килькой, и как подумал обо всём и всё понял, всё, всё, всё, всё, всё, всё понял (я теперь всё понимаю!) – отдохнул, выспался, понял: одним словом – как я ничего не делал...
И ведь только в деревне, за городом так сипит чайник, закипающий на чугунной плите, и такой густой пар поднимается над отварной картошкой – только в деревне. И не мифотворчество это, а имеет вполне материалистическое объяснение: такова конструкция. Конструкция дома с печным отоплением, конструкция плиты, работающей на дровах и торфяном брикете, конструкция этой жизни с палисадничком. Вязкое время, тишина до звона в ушах, обстоятельность, уверенность в светлом будущем и покой, покой, покой...
Да кто ж он такой, этот персонаж Телелясов? А я почем знаю – лик его изменчив, мысли скачут, профессия, возраст не определены, черты лица смазаны... Он-он. Он-он. Идет покупать лампочку в магазин «Свет», и мы сильно надеемся, что купит еще до конца нашего правдивого повествования... (Встревоженно): А что, лампочек в московских магазинах нет? Почему нет, есть. В московских магазинах очень много есть различных лампочек. Есть? Ну и слава богу. Значит, стало быть, я так, значит, все это дело, понимаете ли, понял, что лампочку Телелясов купит?
ТЕЛЕЛЯСОВ. А как же!
Русский психастеник
Выйдя из дому и явно не собираясь туда возвращаться, умильно поговорил по телефону с женой и собрался ехать электричкой в Москву. На автобусной остановке по дороге к станции вдруг мелькнуло: что, если не выключил обогреватель открытого типа со спиралью за 6 руб. 30 копеек? Тогда – пожар. Все сгорит, железная кровать сгорит, книги сгорят... Но тут же вспомнил, что обогреватель выключил еще утром, когда ярко светило солнце и снег был бел. Тогда сел в автобус и поехал в сторону станции, но на предпоследней остановке вышел, не в силах совладать с собой, и поехал обратно, точно зная, что выключил обогреватель открытого типа со спиралью за 6 руб. 30 копеек, но утешая себя тем, что лучше потерять час, обратно съездивши, чем потом много дней мучиться воображаемым пожаром. Всю обратную дорогу (на автобусе) горевал, что потерял целый час времени, тогда как если бы сразу смирился с судьбой и возвратился сразу, то есть тогда, когда лишь мелькнула идиотская мысль об обогревателе, то часу времени не потерял, а потерял лишь полчаса. Хотя зачем время? Что значит – Время? Кому оно нужно?