Ресторан «У конца вселенной» (пер. В. Генкин)
Шрифт:
Пленники сидели на СОПах – Стульях Оценки Поэзии. Привязанные. Вогоны не питали никаких иллюзий относительно чувств, вызываемых их опусами. В далеком прошлом к литературе их толкало стремление доказать свою культурность, сейчас же – исключительно садизм.
Холодный пот выступил на челе Форда Префекта и потек по прикрепленным к вискам электродам. Электроды вели к целой батарее электронных устройств – к усилителям образности, модуляторам ритмики, фильтрам аллитерации и прочей аппаратуре для обострения восприятия стихов, дабы
Артур Дент сидел и трясся. Он понятия не имел, что его ждет, но твердо знал: во-первых, все дотоле случившееся ему не нравится, а во-вторых, дела вряд ли пойдут на лад.
– О, захверти хрубком… – начал декламировать вогон.
По телу Форда прошли судороги – это было даже хуже, чем он ожидал.
– …на хлярой холке, охреневаю мразно от маслов с наколкой.
– Ааааа! – вскричал Форд Префект, запрокинув голову. Сквозь застилавший глаза туман он смутно видел извивающегося на стуле Артура.
– Фриклявым шоктом я к тебе припуповею, – продолжал безжалостный вогон, – и уфибрахать ты, курерва, не посмеешь.
Его голос поднялся до невообразимых высот скрипучести.
– А то, блакуда, догоню и так отчермутожу, что до круземных фрагоперов не захбудешь – чтоб мне не быть вогоном, паска!
– Ннннииаааяяяяя! – завизжал Форд Префект и обмяк на ремнях, когда электронное очарование последней строки поразило его в самое сердце.
– Теперь, земляне, – заявил вогон (он не знал, что Форд Префект на самом деле родом с маленькой планеты близ Бетельгейзе, да и знал бы – не обратил внимания), – я предоставляю вам выбор! Либо умрите в вакууме космоса, либо… – он выдержал мелодраматическую паузу, – либо скажите: как вам мои стихи?
Форд судорожно вздохнул, провел пересохшим языком по шершавому нёбу и простонал.
– Вообще-то мне понравилось, – бодро сказал Артур. У Форда от удивления отвисла челюсть. До такого подхода к делу он еще не додумался.
Вогон приподнял брови (они надежно прикрывали нос и потому вызывали у зрителя скорее приятные чувства) и с долей растерянности проговорил:
– Вот как?..
– Да-да, – заверил Артур. – Меня просто потрясла их метафизическая образность.
Форд не сводил с него глаз, пытаясь привести в порядок мысли и настроить их на этот совершенно новый, неожиданный лад.
– Ну же, дальше! – нетерпеливо сказал вогон.
– И… э-э… оригинальная ритмика, – продолжал Артур, – которая контрапунктирует… э-э…
Он запнулся, и тут ожил Форд:
– …контрапунктирует сюрреализм основополагающей метафоры…
Он тоже запнулся, но Артур уже подхватил эстафету:
– …человечности…
– Вогонечности, – прошипел Форд.
– Да, вогонечности чуткой души поэта, – тут Артур, так сказать, оседлал своего конька, – которая посредством самой структуры стиха сублимирует одно, освобождается от другого и находит общий язык с фундаментальной дихотомией третьего. Приходит
Форд нанес завершающий удар.
– Того, о чем шла речь в произведении! – воскликнул он и добавил сквозь зубы: – Молодец, Артур, ловко сработано.
Переполненная горечью душа вогона была тронута. Но потом он подумал: «Нет, слишком поздно!» И сказал:
– Итак, вы считаете, что я пишу стихи, потому что под маской черствости скрывается ранимость и желание быть любимым? Да?
Форд издал нервный смешок:
– Все мы в глубине души…
Вогон встал:
– Вы жестоко заблуждаетесь. Я пишу стихи, чтобы дать волю своей черствости. Эй, охранник! Отведи пленников к шлюзу номер три и вышвырни их в космос!
Здоровенный молодой вогон выступил вперед и толстыми ручищами вырвал их из стульев.
– Нас нельзя в космос, – взмолился Форд. – Мы пишем книгу!
– Сопротивление бесполезно! – рявкнул охранник. Это была первая фраза, которой он научился в армии.
– Я не хочу умирать! – закричал Артур. – У меня еще головная боль не прошла!
Охранник крепко схватил их за шеи и вытолкал в коридор. Хлопнула стальная дверь. Капитан задумался и тихонько замычал, перелистывая книжечку своих стихов.
– Контрапунктирует сюрреализм основополагающей метафоры… – произнес он и, мрачно улыбнувшись, закрыл книжечку.
Охранник волок пленников по длинному стальному коридору.
– Это замечательно, – хрипел Артур. – Просто великолепно… Отпусти, скотина!
– Не волнуйся, – сказал Форд. И тоскливо добавил: – Я что-нибудь придумаю.
– Сопротивление бесполезно! – взревел охранник.
– Не надо так говорить, – попросил Форд. – Как можно сохранять присутствие духа, когда слышишь такие слова?
– Вот! – запричитал Артур. – А у тебя-то родную планету не уничтожили… Я проснулся утром, думаю: денек пригожий, почитаю, собаку расчешу… Сейчас только четыре пополудни, а меня уже вышвыривают из чужого корабля в шести световых годах от дымящихся останков Земли!
Он поперхнулся и закашлялся, когда вогон еще сильнее сдавил его шею.
– Артур, заткнись, не устраивай истерик!
Форд отчаянно пытался сосредоточиться, но крики охранника: «Сопротивление бесполезно!» – ему мешали.
– И ты заткнись! – рявкнул Форд.
– Сопротивление бесполезно!
– А, брось… – Форд изловчился и заглянул охраннику в глаза. Неожиданно его осенило. – Неужели тебе это нравится?
Вогон встал как вкопанный, и на его лице медленно возникло выражение чудовищной глупости.
– Нравится? – тупо повторил он. – Что ты имеешь в виду?
– У тебя жизнь насыщенная? Интересная? Маршировать, кричать, выкидывать людей в космос – все это дает тебе глубокое удовлетворение?
Охранник уставился в низкий металлический потолок; его брови едва не заехали одна за другую, челюсть отвисла.